Духовное небо Тбилиси
История Грузии похожа на рельеф Кавказа. В ней чередуются горные хребты, глубокие овраги и долины, а нередко пропасти, от взгляда в которых кружится голова. Путник восходит по крутому склону, перед ним раскрывается чудная картина необъятного простора: облака, плывущие как стаи огромных птиц в голубом океане неба, пронизанном солнечными лучами, как блестящей золотой пряжей.
Горы, в зеленом наряде лесов и кустарников, на челе которых наброшено белое покрывало, кажутся седобородыми старцами, собравшихся в круг и беседующих о чем-то между собой. И, опять, перед путником обрыв, где каждый неверный шаг грозит ему гибелью; а затем, он снова напрягает силы, взбирается вверх по каменным ребрам гор, как по протертым веками ступеням покинутого храма. И вновь он видит в дали бирюзовые скалы, искрящихся ледниками, как будто одетыми в шлемы из льда, как витязь, который не снимает доспехов. Кажется, что очи Кавказа устремлены в бездонное небо.
Во времена царицы Тамар Грузия достигла вершины своего могущества и славы. Лев Ирана лежал у подножья ее трона. Если Руставели в своей символической поэме “Вепхисткаосани” (“Витязь в тигровой шкуре”) описывал бой витязя с тигром, то царица Тамар своей рукой дважды душила тигров, нападавших из Османии и Аравии на ее страну. Она воздвигла кресты на вершинах Кавказских гор, как одевают крест на грудь при крещении. Имя ее благословляли народы Кавказа, от имени ее трепетали враги Грузии. Разбойничьи орды боялись приблизиться к границам страны, как звери – к пламени огня. Во время ее царствования Грузия не знала ни одного поражения и слово “бой” звучало для грузинского войска как “победа”. Имя царицы проносилась как песня от Трапезунда до Скифских степей, и эхо этой песни еще звучит в сердце народа. Это время было для Грузии многолетней весной, и сама память святой царицы Тамар совершается в первый день мая, в праздник роз. Но на вершине открывался обрыв – и снова Грузия подверглась таким испытаниям, от которых, казалось, дрогнули и заколебались даже горы Кавказа.
Во главе монгольских племен стал Чингисхан, новый Аттила и “бич” Божий. Он завоевал Манчжурию и Китай, и затем вступил в кровопролитную борьбу со своим противником — с хорезмийским шахом. О монголах мало — что знали в Грузии и Европе. Ходили слухи, что это живущий на востоке царь-священник по имени Иоанн, который идет освободить христиан от мусульманского ига.
Монголы были кочевым народом. Они жили скотоводством и охотой. Их жилищами были кибитки, а городами – лагерь, где останавливались они и ставили свои шатры и палатки. Они, в поисках добычи и корма для скота пересекали огромные пространства степей и пустынь, как будто флотилия галер с поднятыми парусами бороздят безбрежное море. Их дети, едва вставь на ноги, уже учились верховой езде. Их игрой была стрельба из лука, их соревнованием – умение управлять конем. Противников они осыпали тучами стрел так, что в стрельбе из лука почти не имели равных себе. Армия монгол была разделена на отряды по десять, сто и тысячу человек, связанных взаимной порукой. Если во время битвы один воин обращался в бегство, то в наказании убивали ту десятку, к которому принадлежал он. Если более десяти покидало поле боя, то убивали сотню.
В бою еще можно было уцелеть, но отступившим грозила неминуемая смерть: их должны были убить на месте их соратники, чтобы самим не подвергнуться казни. Монголы, завоевывая земли, не только облагали их тяжелой данью, но еще каждая страна должна была послать монголам вспомогательные отряды для их завоевательных походов, так что войско монголов постоянно увеличивалось, как ком снега, катящийся вниз с горы. Монголы побеждали не только военным искусством, стенобитными орудиями — таранами, которые они вывезли из Китая и употребляли при осаде крепостей, но больше всего – своей численностью. Они были похожи на термитов, вылезших из своих подземных нор и убежищ, и двигающихся огромной колыхающейся массой, подобной телу чудовища. Термиты на своем пути уничтожают все живое, даже огромные звери бегут от них. Если на их пути окажется лев, то они облепят его густой массой, выедят у него глаза миллионами маленьких челюстей, разъедят его тело, и от царя лесов и пустынь останутся только обглоданные до чиста кости, как будто отшлифованные до блеска зубами этих маленьких зверьков.
Чингисхан по частям разбил войска хорезмийского шаха и взял крепости и города один за другими. Шах, спасаясь от монголов, скрылся на одном из островов Каспийского моря, куда раньше ссылали прокаженных. Там его защищал страх завоевателей заразиться проказой и последней крепостью стал для него этот остров отверженных — могила живых мертвецов.
Старший сын хорезмийского царя Джаллал-эд-Дин обосновался в Иране, часть которого принадлежала хорезмийскому царству. При помощи своих воинов он захватил власть над окрестными странами в свои руки и решил объединить силы мусульманского мира для борьбы с монголами, но встретил упорное сопротивление со стороны мусульманских князей и эмиров, которые боялись жестокости Джаллал-эд-Дина больше, чем монголов. Джаллал-эд-Дин послал Грузии ультиматум, в котором требовал, чтобы грузины приняли мусульманство, царица Русудан стала бы его женой, а Грузия вошла бы в антимонгольскую коалицию.
Грузинский двор не обратил на эту угрозу должного внимания и ответил презрительным письмом: если могущественный хорезмийский царь, который мог собрать до полмиллиона войска, позорно бежал от монголов, то, как может его сын, потерявший престол и нашедший прибежище в Персии, которая еще недавно трепетала тени царицы Тамар, грозить Грузии. Послав такой же решительный и жесткий как ультиматум ответ Джаллал-эд-Дину, правительство Грузии успокоилось, как будто уже одержало победу, и не приняло нужные меры для предстоящей войны. Грузия была похожа на корабль, где не было опытного штурмана и капитана, который под звуки музыки и песни, освещенный яркими огнями, плыл ночью среди рифов и подводных скал.
Царица Русудан унаследовала от своей великой матери только ее красоту, но не благочестие и государственный ум. Царский венец, украшенный драгоценными камнями, символизирует глаза царя, подобные очам Херувима, которые обращены во все стороны и созерцают весь горизонт земли единым взглядом. Держава царя означает страну, которую он держит в своей руке, как драгоценность, данную в залог Богом, за которую он должен держать ответ на Страшном суде. Скипетр царя означает оружие против врага, жезл правосудия и посох пастыря. Одежды царя напоминают священное одеяние, так как царь должен быть по слову равноапостольного Константина “епископом внешних дел Церкви”.
Святая царица Тамар была отцом страны и матерью народа, а ее дочь была похожа на красавицу — танцовщицу с бубном в руке. Соратники царицы Тамар были удалены из царского двора или ушли сами, чувствуя себя незваными гостями на чужом пиру.
Ахалцихский правитель Шалва и его брат Иоанн напрасно предупреждали царицу о близкой опасности. Двор, привыкший победам и триумфам, казался опьяненным прошлой славой как вином. Ответив презрительным отказом Джаллал-эд-Дину, вельможи и царица думали, что отогнали лающего пса от своих ворот, но этот пес оказался барсом.
Джаллал-эд-Дин сочетал в себе дар полководца, нрав разбойника и жестокость палача, в котором не уступал древним ассирийским царям, оставившим как мрачные картины истории надписи на скалах, какими мучительными пыткам и казням они подвергали ими побежденные народы. Он хорошо подготовился к войне, так как знал, что имеет дело с грозным противником, и исход ее был для самого Джаллал-эд-Дина неясен, как будто он сел играть в кости и не знает, как закончится игра. И вот барс совершил прыжок – он вторгся с огромным войском в Армению, которая со времен Давида Строителя была вассалом Грузии.
На военном совете было решено не дожидаться, пока он приблизится к границам Грузии, а дать бой в горах Армении. Было наскоро собрано войско, которым руководил атабег Иоанн, курд из Армении, монофизит, принявший православие. Еще при жизни царицы Тамар он хотел стать вторым после царицы лицом в государстве, и хотя грузинские цари осыпали его милостями и даже дали почетное звание атабега, который означает “отец царя”, но он затаил в сердце своем обиду и желал отомстить той стране, которая возвысила его и должна была быть для атабега второй родиной. Кроме того, он пытал зависть к правителям Месхети Иоанну и Шалве.
Во время нашествия Навуходоносора Господь допустил, чтобы за грехи народа лживые духи вошли в уста прорицателей, и они обольщали бы ложной надеждой царя и вельмож. Теперь за грехи помрачились очи царицы Русудан и она поставила во главе войска не рыцаря времен царицы Тамар, а своего тайного врага. Атабег Иоанн носил под плащом полководца тайную иноческую власяницу, как Торникий, пришедший на помощь византийским императорам в войне против Вардой Склиром. Но в сердце Торникия был крест послушания, а в сердце атабега скрывался ядовитый змей.
Объединенное грузино-армянское войско расположилось около крепости Гарни. Командование даже не приняло меры для укрепления крепости, считая, что Джаллал-эд-Дин не станет терять время, чтобы осаждать ее. Но барс видит также хорошо ночью, как и днем. Хорезмийцы молниеносным броском подошли к Гарни, когда их не ожидали, и без труда овладели этой, казалось бы, неприступной цитаделью. Наутро грузины увидели над башнями Гарни зеленое знамя ислама, а у ее стен — трупы убитых защитников. Два войска стояли друг перед другом на двух горах, разделенной долиной, выжидая, кто первым начнет бой. Атабег Иоанн послал передовые отряды под предводительством месхетских князей Иоанна и Шалвы. Обычно, авангард вступает в бой, а за ним движется войско.
Но здесь отряды месхетинцев оказались одни в гущи хорезмийцев, и вступив в сражение не получили помощь. Атабег медлил. Для опытного полководца это не могло быть ошибкой, здесь было предательство. Он хотел погубить Иоанна и Шалву, и поэтому удерживал свои войска от вступления в бой, говоря, что еще не пришло время. Месхетинцы защищались до тех пор, пока не ломалось в их руках оружие. Иоанн был убит, Шалва захвачен в плен. Остатки разбитых отрядов отступали назад. Произошло смятение в рядах грузинского войска. Оно заколебалось и стало отступать. Войско казалось обезглавленным, никто не знал что делать, как будто густой туман опустился над Гарни, и люди идут ощупью, не видя друг друга. Сам Джаллал-эд-Дин удивился своей победе. Но здесь победила не доблесть, а предательство. Впрочем, Джаллал-эд-Дин был восхищен мужеством Шалвы и оставил его Ахалцихским правителем, хотя затем Шалва был брошен в темницу, и задушен за отказ принять ислам.
Горестная весть достигла Тбилиси. Остатки разбитого войска возвращались в город с опущенными знаменами, как будто в гавань возвращались корабли, потерпевшие поражение в морской битве, с черными парусами в знак траура.
Царица покинула Тбилиси и уехала в Имерети, как бы знаменуя падение столицы. Многие князья и феодалы последовали ее примеру, и вместе со своими дружинами возвратились в свои владения, чтобы защищать от врага свои поместья и замки. Страна, собранная воедино Давидом Строителем, теперь снова распадалась на части. Но защитники Тбилиси не пали духом; люди как будто пробудились, стали спешно укреплять город, чтобы превратить его в крепость. При приближении хорезмийцев в Тбилиси искали убежище жители соседних городов и сел. Город был переполнен людьми, как Иерусалим в последние дни перед осадой римлян.
Джаллал-эд-Дин решил, во что бы то ни стало, взять Тбилиси и разорить его. Но штурмом сломать укрепления и овладеть городом оказалось невозможным. Тогда Джаллал-эд-Дин тайно вошел в сговор с мусульманами, живущими в городе. Он обещал им неприкосновенность их домов, и даже часть захваченной добычи, грозя в противном случае подвергнуть их такой же участи, как и христиан. Осажденными войсками руководили два полководца Боцо и Мемнон. Когда Мемнон объезжал город, проверяя охрану ворот, то в мусульманском квартале из окна дома на него сбросили тяжелый камень, и он на месте умер, как до этого умер Давид Сослан, супруг царицы Тамар, к которому враги Грузии подкрались сзади и нанесли предательский удар железной палицей, или как пал, воспетый в легендах король Ричард Львиное Сердце, которого никто не мог побороть в единоборстве, но при осаде крепости его убила одна женщина, сбросив на него с башни жернов.
Хорезмийцы ворвались в Тбилиси как поток реки, прорвавший плотину, который уничтожает все на своем пути. Все ужасы предыдущих воин со времен царей Мириана и Вахтанга меркнут перед теми злодеяниями, которые совершали хорезмийцы. Они подвергали пыткам стариков, доискиваясь, где спрятаны их богатства. Разбивали младенцев о мостовую, вспарывали животы беременным женщинам, топтали детей копытами коней, оскверняли дев, как будто превратили город в плаху для казни. Храмы были разрушены и осквернены
Джаллал-эд-Дин одержал победу на поле над грузинским войском, теперь он задумал другое: одержать победу над Христом – духовно уничтожить Грузию, превратить ее в мусульманское ханство, заставить жителей столицы, а затем других городов и провинций отказаться от Христа и перейти в ислам.
Но Тбилиси еще сопротивлялся. В крепости Исани находились войска, под предводительством Боцо, которые дали клятву умереть, но не сдаться. Крепость падает изнутри, а там не было изменников, и попытки Джаллал-эд-Дина взять ее силой, были безуспешными. Гарнизон ждал помощи, но она не приходила. Наконец царица Русудан прислала письмо, где повелевала войску сдать крепость. Они должны были повиноваться. По договору с хорезмийцами отряд грузинских воинов покинул крепость и город, не сдав оружия и не опустив знамена.
Теперь Джаллал-эд-Дин мог свободно приняться за давно задуманное им дело. Он велел жителям Тбилиси идти со стороны Исани на правый берег Куры, по направлению мечети. На мосту стояли иконы Спасителя и Божией Матери, вынесенные из Сионского собора. Кто отрекался от Христа, должен был в знак этого плюнуть на иконы, тогда ему сохраняли жизнь. Тем, кто проходил молча или осенял себя крестным знамением перед иконами, рубили голову, кололи мечами, поднимали на копья и сбрасывали вниз с моста. Кура превратилась в огромную могилу. Отступников должны были приводить в мечеть, чтобы там они прочитали первую суру Корана, и мужчины подвергались бы обрезанию. Но двор мечети оказался почти пустым.
Грузины, при Давиде Строителе отвоевав Тбилиси, не изгнали мусульман из столицы государства, а обращались с ними по-братски. Царь Давид даже дал им льготы и привилегии, считался с их обычаями, и построил в Тбилиси дворец мусульманских поэтов, подобный которого не было ни в Шемахе, ни в Гандже. И теперь они платили тем, что ударили ножом в грудь той стране, которая приютила их. Грузинские цари не разрушали в Тбилиси мусульманских школ и мечетей, а теперь в этих мечетях должно было совершаться отречение от Христа под страхом смерти. Человек вскормил в своем доме волчонка, а тот, возмужав, не стал его другом, а, внезапно бросившись, загрыз его, чтобы насытиться кровью и телом своего кормильца, как бы устроить в его доме для себя кровавый пир.
Джаллал-эд-Дин воздвигнул свой трон на месте купола сброшенного с Сионского собора, откуда он наблюдал за казнью христиан. На поле боя смерть воина – это поражение. На духовном поле смерть за Христа – это победа. Целый месяц длилось это невиданное в истории Грузии побоище. Первая битва была выиграна Джаллал-эд-Дином, но вторую битву, которую он хотел сделать своим триумфом, он проиграл. Подвиг тбилисских мучеников стал примером для всей страны и для следующих поколений, а злодеяния Джаллал-эд-Дина показали его лицо как беспощадного зверя даже перед мусульманским миром.
Его военная победа над Грузией стала последней победой; в дальнейшем его преследовал злой рок: неудачи и поражения. Он явился не только мечом, поразившим тело Грузии, но также бичом для мусульманского мира. Воины, которые вел Джаллал-эд-Дин, разделили мусульманский мир, как враждебные лагеря, истощили его силы, лишили в лице Грузии своего мощного союзника. И, поэтому, монголы увидели перед собой не союз стран Ближнего Востока, а обескровленные земли, которых нетрудно завоевать. Мусульманские султанаты стали падать один за другим. Джаллал-эд-Дин, оставленный всеми, бежал от монголов, проклинаемый христианами и своими единоверцами. Его отец скрылся на пустынном острове, а кровавый сын искал убежища в горах Курдистана. Там его встретил курд пастух, который прельстился драгоценным поясом Джаллал-эд-Дина, и когда тот заснул утомленный от пути, то убил его. Разбойник убил разбойника. Кто хотел быть повелителем Востока, умер как пес, задушенный рукой пастуха.
Грузия уже не могла выставить войска для сопротивления монголам, но новые завоеватели оказались не менее жестокими, чем прежние.
Они рыскали по всей стране, грабя и убивая население, разрушали храмы, разжигали костры из икон и на них сжигали священников и монахов.
Над Грузией опустилась долгая ночь. Казалось, что страна безвозвратно гибнет, и уже нет надежды. Но Грузия это жребий Божией Матери. Совершилось чудо. Страна стала возрождаться, и ночь истории, долгая как северная ночь, сменилась рассветом.
Исани – это колыбель Тбилиси. Отсюда начался строиться город и расходиться все дальше, отодвигая крепостные стены, как расходятся волны от брошенного в воду камня. Здесь находился один из дворцов царицы Тамар и церковь, где она молилась перед сражениями. Здесь Грузия принесла самую великую жертву Богу – кровь сто тысяч мучеников, не отвергшихся от Христа. Здесь каждая пядь земли, каждый камень, пропитан мученической кровью. Здесь недра земли подобны ковчегу костей безымянных мучеников за Христа. Здесь река, разделяющая город на две части, стало похожей на Иордан. Это место должно быть свято для каждого грузина, для каждого христианина, живущего в Тбилиси, для тех, кто не забыл историю своей Родины, для тех, кто не продал свою веру, как Иуда Христа, за 30 сребреников.
Христианин! Мысленно сними обувь, когда ты идешь по камням Метехи. Подумай, что здесь решалась судьба десятков тысяч людей, что они изберут: позор и временную жизнь, которая кончается гноем в могиле, или вечную жизнь с Христом.
Джаллал-эд-Дин требовал, чтобы изменники веры плевали на иконы и произносили слова отречения. Но можно отречься от Христа безмолвно, предав Его в своей душе, предав своей жизнью, предав холодностью к вере и попранием евангельских заповедей. Подумай, с кем ты хочешь быть в вечности, куда перейдет душа каждого человека: с мучениками за Христа или с отступниками от веры?
Метехская скала, выступающая своим каменным подножием в волны реки, похожа на сторожевую башню, с которой мы видим историю Грузию, свернутую и сжатую в гранитный свиток. Там человек стоит перед прошлым своей страны, которая живет в настоящем. Эта земля – ковчег крови и костей, безымянных, неведомых миру мучеников, поэтому он стоит перед лицом собственной совести. Молитвы мучеников, освятивших камни Метехи и волны Куры, это дыхание вечности. Господь сказал Моисею на Синае: “Сними обувь с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, свято”. Моисей, сложив посох, стал на колени перед купиной, которая горела не сгорая. Горящая купина это образ Грузии, которая была брошена в пламя воин и страданий, но не сгорела, не превратилась в пепел, который бури времени развеяли по лицу земли, как исчезли многие народы с карты мира, будто рисунок, стертый невидимой рукой.
Метехи – утес над Курой – кажется жертвенником, воздвигнутым Богу, таинственным островом истории, крепостью, окруженной храмами как стеной, местом, где кажется, что само небо приникло к земле, и время напоено дыханием вечности.
Тбилиси был похож на светильник, который изливал свет Православия всему Востоку. Он был разбит руками врагов, как будто брошенный на камни. Но случилось чудо. Свет его не угас, кровь мучеников стала для него новым елеем. Враги разрушили Тбилиси, но не могли превратить его в мертвые развалины, как Трою и Ниневию.
Столица Кавказа восстала снова из руин и вновь процвела как дивный цветок у источников вод. Вновь звон колоколов огласил город. Вновь его улицы и площади, кипящие жизнью, стали похожи на речные потоки и озера. Вновь были воздвигнуты храмы как крепостные башни, и купол Сионского собора был поднят ввысь, как глава царя, восседавшего на своем древнем троне.
Тбилиси привык и к битвам и страданиям и победам, и если будущее готовит новое испытание, то и они, как прежде, не смогут погасить пламени горящей купины.
Архимандрит Рафаил Карелин