Багратиони

О статусе Армении в составе Грузинской средневековой централизованной монархии (XII-XIV вв.)

«Лукаво преступил пределы и приложил дом к дому и поле к полю, и у слабейших исхитил долю их, и стремился к совершенному бессоседию, как бы да одному мне жительствовать на земле»

Св.царь Давид Строитель. «Канон покаянный»

Свидетельство великого деятеля рассматриваемой эпохи о самодержавной природе его царской власти, которая сохранялась и во времена царицы Тамар и ее наследников, делает излишним суждения о политическом статусе Армении, вошедшей в состав Грузинской централизованной монархии, которые нередко можно встретить в армянской историографии. Но, поскольку в ряду общих проблем истории Грузии и Армении, к вопросу «статуса Армении» армянских историков привели попытки пересмотра этнического происхождения Мхаргрдзели и преувеличенные оценки исторического значения их роли в Грузинском государстве, мы вынуждены, первым долгом, рассмотреть историю этого славного рода.

Царевич Вахушти в списке древних грузинских князей называет Мхаргрдзели на девятом месте, и следовательно считает их принадлежащими истории грузинских феодальных родов. На основании данных грузинских и армянских источников, М. Броссе специально изучил историю рода Мхаргрдзели и связал их с общим прошлым самоотверженных деятелей и служителей Грузинского царства. При этом примечательно, что назвал этот род «Мхаргрдзелидзе». После этого долгое время воспроизводились данные и выводы М. Броссе. Вопрос о Мхаргрдзели не стоял перед грузинской и армянской историографией и в начале XX века, поскольку существующие источники и исследования делали совершенно явной принадлежность Мхаргрдзели, с культурно-исторической точки зрения, грузинскому миру и государственности. Лишь в 40-х гг. XX в., когда изыскания по поводу этнической принадлежности Мхаргрдзели в армянской историографии были положены в основу определения статуса Армении, вошедшей в состав Грузии, распространение высказанных по этому поводу соображений получило широкий характер и появились ненаучные утверждения, тогда и в грузинской историографии естественно возникла проблема Мхаргрдзели.

На развивавшиеся в тогдашней советской историографии негативные явления «исторического ликвидаторства» первым в 1947 г. откликнулся акад. С. Джанашиа своим известным научно-критическим исследованием «Об одном примере искажения исторической правды». Его поддержали И. Цинцадзе и В. Дондуа. После опубликованнной в 1953 г. критической рецензии В. Дондуа (см. «Мимомхилвели», № 3), вопроса о Мхаргрдзели из грузинских исследователей уже никто не касался. Лишь к началу 70-х годов, в ответ на искажение фактов и тенденциозной литературы, в нескольких газетных и журнальных статьях прозвучал голос протеста (Ш. Месхиа, М. Лордкипанидзе, А. Бакрадзе). А в 1979 г. вышла солидная работа Ш. Месхиа, в которой на основании скрупулезного и всестороннего рассмотрения исторических первоисточников, автор ответил на все главные вопросы, связанные с историей рода Мхаргрдзели. Эта работа и сегодня остается одной из основных опор в научном споре по указанному вопросу. А выдвижение новых аргументов и попытки модернизации старых концепций все продолжаются.

Исследователи истории Закавказья с самого начала не связывали историю рода Мхаргрдзели с вопросом определения статуса Армении, вошедшей в состав единой феодальной Грузинской монархии. Исследования производились с целью установления генеалогии Мхаргрдзели, поскольку представители этого рода непосредственно олицетворяли собой высшую администрацию Грузинского царства в этой части исторической Армении. Многие представители старшего поколения армянских историков (М. Чамчян, М. Алишан, Е. Лалаян, Ас. Шахназарян и др.) не настаивали собственно на армянском происхождении рода Мхаргрдзели. Даже Яков Манандян, у которого, кажется, впервые встречаем термин «Захаряны», считал его курдским по происхождению.

Армянская историография 30-х гг. XX в. уделяет сравнительно меньше внимания выяснению происхождения Мхаргрдзели, нежели определению значения их деятельности в истории Армении, что естественно вызывало потребность во всестороннем изучении юридического или фактического политического положения находившейся под контролем Мхаргрдзели части Армении. Тем более, что своеобразное восприятие грузино-армянских взаимоотношений армянскими источниками XII-XIII веков, пронизанными ностальгией по государственной жизни, в значительной мере способствовало созданию желательной исторической картины в обход реального состояния.

Первым, кто увязал деятельность Мхаргрдзели с политическим статусом армянской части Грузии, был, по-видимому, известный историк Лео (Аракел Бабаханян). Подобный подход к проблеме он проявил в работе «История епархиальных духовных училищ Карабаха», изданной на армянском языке в Тбилиси в 1915 г., где высказано соображение о создании Мхаргрдзелами в северной Армении «сети княжеской федерации». По его словам, опиравшаяся на родственные взаимоотношения общность и связи спасалара Захария с сильным грузинским царством позволили ему занять всю Араратскую область с городом Ани (Аниси), а также – множество других армянских земель и тем «как бы возродить армянскую независимость в более широком в этом случае измерении, нежели в эпоху Багратуниев». Таким образом ясно, что отношения Мхаргрдзели и вверенной им для управления грузинской провинции с центральной властью Лео сводит к союзу Армении с Грузией.

Проф. Л. Меликсет-Бек, по понятным причинам (по роду своей деятельности он фактически одинаково принадлежал к обеим историографиям), выбирает между двумя точками зрения несколько половинчатую, компромиссную позицию. По его мнению, «в конце XII – в начале XIII вв., т. е. примерно в эпоху царствования Тамар и ее наследников, Мхаргрдзели были фактическими хозяевами всей Армении в целом и т. н. «северных краев» в частности. Во всяком случае, сами Мхаргрдзели считали себя наследниками армянских царей, хотя в действительности они были наместниками грузинских царей в «Северной Армении».

Леон Меликсет-Бек, с одной стороны, признает политическую гегемонию Грузии в Армении, а с другой стороны, чрезмерно преувеличивает возможности грузинских высокородных сановников в присоединенной стране. Впоследствии эту точку зрения не разделяла ни одна из спорящих сторон.

Наиболее четко, по сравнению с предшественниками, выразил свою позицию один из самых авторитетных представителей армянской историографии Я. Манандян, когда в своем трехтомном «Критическом обзоре истории армянского народа» главу, специально посвященную Мхаргрдзели, назвал «Восстановление Армении под суверенитетом Грузии». В данной главе получила дальнейшее развитие ранее, в 1930 г., им же высказанная мысль о том, что в эпоху царицы Тамар «…почти вся Армения была покорена ее полководцами Захарией и Иванэ Мхаргрдзели и под властью этого нового княжеского рода феодальная Армения была вновь восстановлена как вассальная область Грузии».

Думается, все-таки, что решающее влияние на формирование армянского взгляда на происхождение и роль Мхаргрдзели в истории Грузии и Армении оказали труды Сурена Еремяна. Свой взгляд на вопрос С. Еремян представил еще в изданном в 1944 г. научно-популярном очерке «Амирспасалар Захария Эркайнабазук». Свое отношение к происхождению Мхаргрдзели автор выказывает уже в заглавии, когда переводит на армянский грузинское родовое имя и тем самым придает вельможе грузинского царя облик армянского властителя. Выдвинутые в этом очерке основные положения позднее он повторил в более обобщенном виде и в других работах, в том числе, изданных в Ереване в 1951 г. учебных пособиях. А в отдельных статьях в закавказских и всесоюзных изданиях развил еще более радикально. Обойдя стороной сведения армянских же историков – Киракоса Гандзакеци и Вардана о курдском происхождении Мхаргрдзели, С. Еремян, не указывая источников, заявляет, что их фамилия – Захарян и происходит она от имени вассала амирспасалара царя Давида Строителя и правителя Ташир-Дзорагета Иванэ Орбели – Захарии старшего, владетеля Хожорны. Исходя из этого, он считает армянскими и другие ответвления рода Мхаргрдзели, в частности, Гагели и Тмогвели .Подобным этническим преобразованием Мхаргрдзели и безмерным преувеличением политического значения их деятельности в грузинской и армянской истории автор постепенно подготавливает читателя к убеждению в возможности особого статуса армянской части Грузии. По утверждению С. Еремяна, амирспасалар царицы Тамар Захария заправлял не только внутренними военными делами, но от имени Тамар проводил и внешнюю политику, одним словом, был фактическим правителем царства. Более того, Тамар якобы оказалась под властью всесильных братьев – Захарии и Иванэ «Долгоруких» (т. е. Мхаргрдзели). Основываясь на подобных утверждениях, автор думает убедить читателя в достоверности своего основного положения, согласно которому армянские территории, вошедшие в состав Грузии в XII в., оказались в руках «Захарянов» и были настолько независимы от центральных властей, что грузинские цари даже не собирали с этих территорий податей. При этом автор обходит молчанием сведения грузинских источников, ничего не говорит о том, на каких условиях владения были отданы эти земли Мхаргрдзели.

При обсуждении политической роли Мхаргрдзели и статуса северной Армении в армянской историографии прослеживается примечательная особенность: отсутсвие четко сформулированной единой точки зрения по этому вопросу. Idée fixe «независимости» претерпевает качественные изменения от работы к работе и от автора к автору. То же самое наблюдается и в работах С. Еремяна. В 1951 г. он писал: «Освобожденные Грузией при активном участии армян территории вошли в состав Грузинского государства, пользуясь полным внутренним самоуправлением и налоговым иммунитетом». А два года спустя, он превратил эти армянские провинции Грузии в вассальные государства, а Мхаргрдзели, кроме налогового, приписал и судебный иммунитет и объявил их «наследственными верховными правителями» этого края. Таким образом, сформировалась, по его мнению, целая сеть вассальных армянских княжеств Грузии, у истоков которых стояли т. н. Захаряны. К сожалению, эволюцию своих взглядов он (С. Еремян) не подкрепил новыми материалами или исследованиями. А в изданной в 1957 г. работе он писал: «В Закавказье в XII в. устанавливается период политической гегемонии феодальной Грузии, с которой была объединена Северная Армения». Несмотря на неясность высказывания, думаем, эта точка зрения в определенной мере противоречит прежним постулатам автора.

Так называемую «независимость» армянских провинций, вошедших в состав Грузии, возводят на значительно более высокий уровень А. Арутюнян и С. Погосян в школьных учебниках истории. Армения здесь не является ни составной частью Грузинского государства, ни его вассалом. По утверждению А. Арутюняна, роль Грузии была ограничена лишь поддержкой восстановления политического существования Армении. Подчинение «Армении Захаридов» Грузии было номинальным и выражалось только в обязательстве в случае необходимости выделять вспомогательное войско и бороться против внешних врагов Грузии.

Эта точка зрения воспроизводится и в книге Н. Токарского.

Вопрос о Мхаргрдзели и связанная с ним проблема статуса «Северной Армении» более или менее исчерпывающе рассматривается в изданной в 1964 и 1969 гг. на армянском и русском языках книге Л. Бабаяна «Социально-экономическая и политическая история Армении в XIII XIV вв.». Непосредственно рассматриваемому вопросу в книге посвящены две главы, но разговор на эту тему продолжается местами и в последующих главах. Автор пытается подкрепить свою мысль новыми аргументами, сведениями из грузинских источников и мнениями, высказанными некоторыми грузинскими историками.

В отличие от своих предшественников, Л. Бабаян предлагает иную редакцию возникновения «Захаридской Армении». По его словам, во время «наместничества» (автор в данном случае путает «порубежничество» с «наместничеством») Мхаргрдзели якобы объединили армянские феодальные силы и создали армянские военные подразделения в системе грузинской армии, что, как оказывается, определялось их собственными большими политическими планами. А согласно этим планам, они должны были при покровительстве Грузии и непосредственном участии ее вооруженных сил освободить территорию Армении от турок-сельджуков и восстановить ее политическую независимость, добиться централизации феодальных сил Армении и создать автономное Армянское государство, которое находилось бы в вассальной зависимости от Грузинского царства. Двадцатипятилетняя борьба Захарянов ради воплощения этих планов, – по заявлению Бабаяна, – увенчалась успехом: Северная и Центральная Армения была освобождена и, кроме г. Кари и прилегающих к нему земель, была передана Захарянам. На основании некоторых неправильно или намеренно в желательном смысле понятых сведений Второго историка Тамары, Бабаян заключает, что переданные «Захаридам» земли современники уже не считали грузин- скими и рассматривали их только как независимые владения «Захаридов». При этом Л. Бабаян пытается представить существующее положение дел таким образом, якобы не Мхаргрдзели были на службе у Грузинского царства, а напротив, вооруженные силы Грузинского царства служили их политическим интересам. Такова поистине уникальная теория Л. Бабаяна о восстановлении Армянского государства при содействии и в рамках Грузии.

Перечисленным здесь положениям, выдвинутым в армянской историографии относительно Мхаргрдзели и связанного с ними статуса «Северной Армении», Ш. Месхиа в уже упомянутой работе, изданной в 1979 г., противопоставил следующие аргументы:

1. Согласно почти всем исследователям истории Армении и Грузии (М. Чамчян, М. Броссе, А. Эрицов, Е. Лалаян, Г. Ачарян, Я. Манандян, И. Орбели, В. Аллен, В. Минорский, Ив. Джавахишвили, С. Джанашиа и др.), сведения Киракоса и Вардана о курдском происхождении предков Мхаргрдзели отражают вполне реальную ситуацию, верность сведений армянских историков XIII в. в данном случае не вызывает сомнений.

2. Грузинские нарративные источники, данные армянской и грузинской эпиграфики единогласно указывают, что Мхаргрдзели было фамильным именем, а не личным прозвищем. Ясно, что в противном случае, прозвище Саргиса амирспасалара не перешло бы на его сыновей и внуков, а тем более, на представителей другой ветви Мхаргрдзели, на потомков Варама, подобно тому, как личное прозвище Андрея Боголюбского не перешло на его сына Юрия (Георгия) – супруга царицы Тамар, или Георгия Блистательного – на его потомство и т. д.

3. Предки Мхаргрдзели еще на месте своего первоначального проживания приняли христианство – монофизитство. Поэтому оказались вынуждены отделиться от среды курдских племен и укрыться в Армянской монофизитской Церкви. Так предки Мхаргрдзели стали «армянами по вере». Но их переселение в Закавказье совпало с тем временем (середина XI в.), когда армянские политические единицы или распались, или шли к своему падению. Дзоракертское, Лоре-Таширское царство, где предки Мхаргрдзели нашли первое пристанище, вскоре (в нач. XII в.) присоединилось к Грузии, вследствие чего они сразу же оказались на службе у грузинского государства и в среде грузинскихфеодалов, и «армянству» Мхаргрдзели по вере не довелось дойти до армянства по языку и культуре. Грузинская государственность и их окружение превратили фамилию курдского происхождения в грузинский род Мхаргрдзели. Только под этим грузинским наименованием «Мхаргрдзели» известен этот род грузинским и армянским источникам того времени. Вскоре исчез и единственный признак их «армянства» – религиозная принадлежность. Сначала вторая ветвь Мхаргрдзели, а затем, с конца XII в., первая ветвь с последующим потомством, совершенно огрузинились и церковно.

Род, какого бы ни был он происхождения, у которого государственным, книжным и церковным языком стал грузинский язык и который со времени своего выдвижения действовал в согласии с интересами грузинской феодальной государственности, служил делу ее строительства, и, таким образом, целиком принадлежал грузинскому феодальному миру, как он может быть назван иначе, если не грузинским феодальным родом?

4. Грузинский чиновничий уклад абсолютно исключал возвышение амирспасалара до первого уровня власти. Со времен Давида Строителя первейшим лицом в государстве, после царя, был мцигнобарт-ухуцеси Чкондидели, под управлением которого находилось и военное ведомство. По свидетельству Второго летописца Тамары, именно ему поручалось издавать и рассылать приказ о «скором собрании воинства». Без разрешения царя, амираспасалар грузинских войск не мог иметь в своем непосредственном распоряжении даже «малого ополчения».

5. Характерная для феодальных стран иерархия, вассалитет не указывает на независимость, автономию того или иного феодального владения.

6. Устройство чиновничьего аппарата феодального дома по аналогии с аппаратом грузинского царского двора было обычным явлением и для других крупных феодальных родов Грузии: это лишний раз подчеркивает, что феодальный дом Мхаргрдзели по своей организации ничем не отличался от других родовитых домов Грузии.

7. В армянских провинциях, которыми правили Мхаргрдзели, так же как и в других провинциях Грузии, высшая судебная власть была в руках государственного визиря – мцигнобарт-ухуцеси Чкондидели.

8. Захария Мхаргрдзели, как амирспасалар царства и мандатуртухуцеси, внес большой вклад в укрепление Грузинской феодальной монархии, в освобождение захваченных турками-сельджуками армянских территорий и в их присоединении к Грузинскому царству. Он был верным слугой грузинского царя и поэтому, естественно, грузинские, а также армянские источники воздают ему хвалу.

Важнейшим условием выдвижения Мхаргрдзели на арене грузинской государственности и основой их положения как феодальных владетелей была их верность Грузии. В том же 1979 г. в Ереване выходит на русском языке интересный сборник «Кавказ и Византия, I», в котором опубликована обзорная статья С. Еремяна «Общность судеб и культурно-политическое содружество народов Закавказья в IX-XIII вв.». В ней изложены выработанные в результате продолжительных исследований основные взгляды ученого на проходившие в то время в Закавказье исторические процессы. Представленная в статье историческая картина явным образом не сходится с им же ранее высказанной точкой зрения о том, что из себя представляла часть Армении, вошедшая в состав Грузии. Именно поэтому он пытается найти оправдание взаимоисключающим положениям в самой грузинской действительности.

С одной стороны С. Еремян признает, что Грузия в XI-XIII вв. была централизованной феодальной монархией, в состав которой вошла Северная Армения, а с другой стороны – он отмечает возникновение армянского государственного образования на территории этой монархии, что, якобы, совершалось руками грузинского правительства. Он пишет: объединенное централизованное государство грузинских Багратидов само было заинтересовано в создании армянских феодальных княжеств, которые, в качестве порубежников (монапире), должны были защищать тыл страны с юга. Заинтересованность в совместной борьбе с пришлыми врагами предопределила возникновение армянских государственных образований, в рамках грузинской государственности, на бывшей территории царства армянских Багратидов…

На протяжении XII в. и в начале XIII в. таким образом сформировались вассально зависимые владения новых феодальных родов – Захарянов (груз. Мхаргрдзели), Махканабердских Арцрунидов (груз. Манкабердели), Вачутянов, Прошянов, Орбелянов, Хасан-Джалалянов и др. Дело в том, что эти новые феодальные дома, как отмечал Ш. Месхиа, были ничем иным, как обычными грузинскими феодальными единицами, феодальными родовыми домами. Зерно истины здесь лишь в том, что Давид Строитель и его наследники нередко назначали управителями освобожденных и присоединенных армянских территорий лиц, которые по происхождению или вероисповеданию были близки к населению этих областей. Но их феодальное владение осуществлялось на условиях служения по принятому в том мире общему правилу, что по сути исключало даже возможность появления «вассального государственного образования». Обстоятельства, отмеченные в упомянутой статье самим же С. Еремяном, полностью исключали развитие феодальных домов путем сепаратизма. По его словам, избавлению территорий Северной Армении от сельджуков в значительной степени способствовали армянские общины крупных городов (Аниси, Двина, Карса), представители новой торговой и ростовщической аристократии и ремесленные объединения, которые были заинтересованы в укреплении централизованной феодальной монархии грузинских Багратидов. Политика широкой веротерпимости и покровительства грузинских царей в отношении армянских и мусульманских городских общин способствовали дальнейшей консолидации государства. В этой части своей статьи С. Еремян приводит весьма впечатляющие аргументы, удостоверяющие централизацию и государственную консолидацию единой Грузинской феодальной монархии, после которых трудно поверить в возникновение внутри этого государства еще каких-то новых государственных образований. Как видим, в статье позиция С. Еремяна относительно «независимости» армянской части Грузии значительно смягчена, и «независимость» сведена до уровня вассальной зависимости отдельных армянских феодальных княжеств от центральной власти, и таким образом фактически уравнивается с повсеместно характерным для феодальных государств понятием вассалитета. Подобный подход к проблеме, по-видимому, был вызван рассмотрением положения «Северной Армении» в русле общеисторических процессов в Закавказье. Подобное, несколько смягченное отношение к статусу Армении, вошедшей в состав Грузии, прослеживается и в некоторых работах армянского исследователя истории Грузии А. Маргаряна, посвященных исследованию вопросов внутриклассовой борьбы и социальных взаимоотношений. По его определению, Северная Армени в XI-XIII вв. была включена в сферу грузинской государственности. Рассуждая о слабости национальной политической власти, он пытается размежевать функции местных и центральных властей. При этом отмечает неразвитость судебно-административного иммунитета на местах.

По его разъяснению, ни в армянских, ни в грузинских документах пока еще не обнаружено прямых указаний о том, что иммунистам в их владениях было дозволено назначать собственных административно-полицейских чиновников.

По Мхитару Гошу смертная казнь также относилась исключительно к юрисдикции царя, без царского дозволения князья не имели права на исполнение такого приговора. И по мнению П. Мурадяна, в XII-XIII вв. Грузия и Армения были политически объединены под скипетром грузинской ветви Багратидов. Он рассуждает о наличии общей налоговой системы и денежного обращения в Грузии и Армении того времени, отмечает также официальный статус грузинского языка в армянской части Грузии.

Проблема Мхаргрдзели и связанный с ним вопрос о статусе Армении в XII-XIII вв. все еще остается предметом пристального внимания армянской историографии. Несведущие в вопросах истории Грузии и незнакомые с грузинским языком авторы, при освещении проблемы в основном ограничиваются радикальными фразами. Большинство же лучше информированных относительно грузинских источников и более или менее знающих грузинский язык авторов, как будто учитывает и грузинский материал, но в их дефинициях армянская государственность по-прежнему рассматривается в рамках единой феодальной грузинской монархии, хотя радикальный подход нередко встречается и в трудах авторов подобного рода. В этом отношении типичны труды, созданные в 80-90-х гг.: «Сюник Орбелянов (XI-XIII вв.)» Григора Григоряна (на армянском языке), «Суд и процесс в Армении X-XIII вв.» Хосро Торосяна (на русском языке), «Княжество Вахрамянов» Арташеса Шахназаряна (на армянском языке) и др. Несмотря на различное осмысление или формулирование статуса Армении в XII-XIII вв., в этих работах принципиально одинаково отношение к личности Мхаргрдзели. Без каких-либо доказательств, как об азбучной истине, твердят они об «армянстве» Мхаргрдзели, об «армянском феодальном доме Захарянов» и его особой роли в истории Грузии и Армении. Более того, Х. Торосян открыто высказывает возмущение в отношении «некоторых грузинских ученых» (Ш. Месхиа, М. Лордкипанидзе и др.), которые, по его мнению, без всякого на то основания, только из-за того, что Захаряны некоторое время (примерно в 1120-1185 гг.) были вассалами то грузинского царя, то Орбели, считают, что они и впредь оставались в подобной зависимости и, вопреки фактам утверждают, что они были грузинскими князьями.

Исходя из представления о Мхаргрдзели, как об армянском феодальном роде, они осмысливают пестрое, в этническом отношении, по составу грузинское феодальное ополчение, как грузино-армянские войска, что, со своей стороны, дает основания для того, чтобы грузинские и армянские части войска представлять самостоятельными военными силами. Так, например, Г. Григорян в своей докторской диссертации т. н. грузино-армянское ополчение именует союзническим войском. Основываясь на этой дефиниции, А Х. Торосян рассуждает даже об армяно-грузинском военно-политическом сотрудничестве.

В отличие от них, А. Шахназарян считает «армянский феодальный дом Захарянов» в то же время одним из сильных аристократических родов Грузинского государства, однако участвующее в походе под их началом грузинское войско все-таки объявляет «грузино-армянским» войском. Автор относительно умерен в определении политического статуса вошедшей в состав Грузии Армении. По его словам, освобожденная грузино-армянскими войсками под началом Захарянов от турок-сельджуков Северная Армения вошла в состав Грузинского государства на началах феодальной субординации, следовательно, этим он фактически становится на сторону идеи вассальной зависимости Армении от Грузинского государства. Подход Х. Торосяна к данному вопросу предельно радикален: по его утверждению, вследствие успеха армянского войска в национально-освободительной борьбе против сельджуков, в сознании армянского народа и Захарянов растет естественное стремление к территориальному обособлению и восстановлению государственности. Можно даже назвать, продолжает Х. Торосян, дату начала независимости – 1185 г. В этом году царица Тамара пожаловала Саргису Захаряну Лори «во владение и княжение». Этим актом Грузинское государство признало независимость Северо-Восточной Армении под главенством Захарянов. Даже для автора, хотя бы немного знакомого с историей Грузии, думаем, ясна совершенная необоснованность подобного вывода. Пожалование земель «во владение и княжение» было обычной формой феодального жалования в средневековой Грузии и его содержание отнюдь не подразумевало отказ государства от своих прав относительно пожалованного. Видно, Х. Торосян, осознав слабость своей радикальной позиции в спорах с другими авторами, для нейтрализации создавшегося впечатления завершает свои рассуждения по этому вопросу следующим заявлением: независимо от политико-правового статуса Захарянов и положения Северо-Восточной Армении, в историографии безусловно признано, что Армения Захарянов была независима в своих внутренних делах.

К сожалению, это заявление не отличается особой точностью. Ни одно феодальное княжество не было в Грузинском государстве XII-XIII вв. полностью независимым хотя бы во внутренних делах. Это признают и сами армянские историки, когда ведут речь о возможности судебно-административного иммунитета во владениях Мхаргрдзели.

В армянской историографии, по-видимому, доминирует разработанная С. Еремяном концепция о возникновении в освобожденной от сельджуков Армении сети вассальных армянских княжеств в качестве своеобразной формы армянской государственности. Подтверждению этой концепции служат монографические разработки истории существовавших в XII-XIII вв. в Армении отдельных феодальных домов и попытки определения степени вассальной зависимости их владений от центральных властей Грузии и выявления в этих владениях признаков независимых государственных образований. «История Хоченского княжества» Б. Улубабяна, «Сюникское княжество Орбелянов» Г. Григоряна, «Княжество Вахрамянов» А. Шахназаряна и др. – явное свидетельство подобного направления исследований. Б. Улубабян еще в 1973 г. писал: «Политическое положение Нижнего Хочена резко отличалось от вассалитета Захарянских княжеств и он обладал своеобразным суверенитетом. В источниках конца XII и начала XIII вв. ничего не говорится о зависимости княжества Нижнего Хочена от кого-либо, в особенности же от Грузинского царства или Захарянов».

Г. Григорян, со своей стороны, приписывает сюникским Орбелянам попытки восстановления армянской государственности. По его разъяснению, Сумбат Орбелян до самой кончины сохранял титул «царя», хотя по свидетельству первоисточников, продолжает Г. Григорян, этот титул приравнивался к титулу наместника и он не имел гражданского признания за пределами Сюникского нагорья. Таким образом, все попытки создания Орбелянами суверенного армянского государства закончились полным крахом. Орбеляны могли достичь своих целей в союзе с другими правящими феодальными домами и при непосредственной поддержке грузинского царского двора.

После Сумбата правителем Сюника становится его младший брат Тарсаич Орбелян, который по свидетельству источников прилагал все усилия для укрепления грузинского трона, за что Деметрэ II назначил его атабагом. Как видим, ни один приведенный Г. Григоряном факт, ни один аргумент не способствует стремлению исследователя приписать сюникским Орбелиянам попытки восстановления армянской государственности.

Монография А. Шахназаряна посвящена изучению истории княжества Гагели и она полностью построена согласно упомянутой концепции С. Еремяна. Поэтому он называет Гагели Вахрамянами, также как Тмогвели – Тмогвеци, т. е. представляет нам фамилии Мхаргрдзели и их ветвей в арменизированной форме (значительной части представителей армянской историографии обычно свойственно предлагать грузинские фамилии в арменизированной форме). Т. н. «княжество Вахрамянов» он рассматривает в рамках института «монапирэ» («порубежников», пограничных областей) и проводит параллель с древнеармянскими бдэхшствами (приграничными княжествами в древней Армении), чем, как видно, желает подыскать армянские корни для грузинского института «монапирэ». По его определению, «княжество Вахрамянов» по своей территории, экономическому и военно-политическому весу было третьим среди политических образований «Северной Армении», которые были призваны к защите юго-восточных границ Грузии. Административные границы этого княжества не соответствовали историко-географическим границам, что было обусловлено политикой грузинских Багратидов в отношении Северной Армении и интересами обороны Грузии. Суждения автора не дают основания для размежевания по какому-либо признаку независимости княжества Гагели из общепринятых в феодальном мире взаимоотношений центра и местных властей, для представления его вассальным Грузии княжеством, поскольку по разъяснению самого А. Шахназаряна, важнейшей функцией этого княжества было обеспечение безопасности и защита границ Грузинского государства.

Проблема источников
Грузинские и армянские источники вообще не затрагивают статус Армении, вошедшей в состав единой Грузинской феодальной монархии. Этот вопрос, видно, остался вне сферы их интересов. Представленная в сведениях этих источников Грузия XII-XIII вв. – многонациональное кавказское христианское государство с едиными институтами, функционирование которых свободно и неограничено на всей территории страны. Единственным источником, в котором содержится определенное суждение о тогдашнем политическом положении Армении и допускается возможность восстановления армянской государственности в некий неопределенный период, является несанкционированный «Армянский судебник» Мхитара Гоша. Автор памятника заранее сообщает читателю о реальном положении дел. Он пишет: «Люди, занимающиеся чтением настоящих моих законов (т. е. законов о царском суде), будут высмеивать их, уподобляя меня человеку, которому во сне мерещится царство и много другого приятного; пробужденный уже от сна, он оказывается лишенным всего. Но пусть знают они, что мы не забываем, как преходяще и изменчиво всякое царство земное, тем более наше царство, ведь бывшего нет больше среди нас и настоящего нет у нас, видеть же его в будущем – не доведется нам…».

В условиях таких реалий, понятно, говорить о «статусе Армении» было бы неуместно и совершенно неоправданно. Именно поэтому в сочинениях армянских авторов того времени нигде не встречаются даже единичные указания на существование армянского суверенитета обособленно от грузинского царского двора, тогда как сведения, отражающие функционирование грузинской царской власти в Армении, представлены довольно внушительно. Рядом с прямыми показаниями источников, например, Давид «управлял всеми делами Картли, Сомхити и Ани» («Картлис Цховреба», I, сс. 345-346) и других подобных («Картлис Цховреба», II, сс. 99-100) встречаются и факты участия центральной власти даже в спорных вопросах крайне частного значения, что указывает на крупномасштабное распространение юрисдикции этой власти в Армении. Такого рода сведением представляется нам повествование Степаноса Орбеляна о состоявшемся в Армении, в городе Двине, на первый взгляд, странном суде. По сообщению армянского историка, во время царствования Тамар, оказывается, возник спор между двумя сюнийскими епископами о принадлежности драгоценного креста. Каждый из спорщиков стоял на своем, и спор никак не удавалось разрешить. Поэтому по инициативе Иванэ Мхаргрдзели, во главе с первым везирем Грузии и главой судебного ведомства Чкондидели было составлено судилище из богословов (законоучителей), представлявших все имеющиеся в стране конфессии. Среди членов этого чрезвычайного суда армянский историк называет Иване Тбели, Мемна Джакели, настоятеля Вардзии, настоятеля Плиндзаханка, великих патриархов Гареджийского, Гагского и Мацнаберда и представителей знати. Кроме них, кадиев Тбилиси, Ани и Двина, именитого шейха Сурмарииского и архиепископа Ани и епископов Биджни и Ахпата.

Вопрос, который, казалось бы, должен был быть разрешен в самой Армянской церкви, становится предметом широкого обсуждения в присутствии представителей всех имеющихся в стране конфессий и влиятельных светских лиц. Чем подчеркивается политически единый, цельный характер страны, приоритет общих интересов, выразителем чего, в данном случае, является один из высших представителей власти – первый визирь Грузии Чкондидели, посланный специально из царского двора, как это подчеркнуто в источнике! Более четкую картину функционирования грузинской царской власти в Армении, наверное, трудно было бы обрисовать.

Похожее впечатление оставляет изданный в 1218 году в Ани указ грузинского католикоса Этифанэ (Епифания) об уменьшении приходских податей, что запечатлено сделанной на грузинском храме в Ани надписью (См.: Н. Я. Марр. Надпись Епифания, католикоса Грузии. Издательство Академии наук, 1910). Правда, этот указ грузинского католикоса обращен к грузинской и армянской халкидонитской пастве Ани, но сохранившаяся в конце текста часть надписи армянского епископа Григора и городского эмира Ваграма («Я, епископ Григор, я, эмир этого города Ваграм, удостоверяем, что указ католикоса…») заставляет думать, что этот указ должен был распростаняться также и на армянскую монофизитскую паству, подобно всей пастве Грузии (Ив. Джавахишвили, Сочинения, т. VI, Тбилиси, 1982, с. 352), в особенности, если учесть довольно высокий уровень централизации тогдашнего (в средние века) Грузинского государства.

Вместе с тем, в сознании армянских писателей весьма прочно укоренено понятие историко-географической Армении, благодаря чему, на фоне ностальгии по армянской государственности (так явственно проявившейся в приведенном отрывке из судебника Мхитара Гоша), по-видимому особенно большое значение приобретало для них соучастие этой Армении в грандиозных деяниях большого христианского государства. Показателем такого отношения к явлениям могут служить известные формулировки армянских источников: «царь грузин и армян», «войска грузин и армян» или «армян и грузин», «полководец армян и грузин» и др. Видимо по этой причине, в сочинениях указанных писателей достаточно случаев идеализации армянских феодалов и правителей армянской части Грузии и преувеличения значения их заслуг перед страной. По наблюдению С. Джанашиа, идеологическая и психологическая сторона данного вопроса заключалась в том, что армянское население воспринимало грузинскую государственность со всем ее аппаратом власти, как собственную, родную государственность с общими государственными институтами. Такое двойственное отношение (ко всему грузинскому и общему) к фактам и событиям явным образом характеризует армянские источники, в то время как отношение грузинских источников в этом смысле, по понятным причинам, вполне однозначно. Так, например, «земли» и «вотчины» феодальных домов, где бы они не располагались – внутри страны или на территории исторической Армении, – согласно грузинским источникам предполагаются исключительно в Грузии. Жамтаагмцерели (Анонимный автор «Столетней летописи») пишет об Аваге амирспасаларе: «…И так прибыл к хану Уло. Он же с почестями приласкал и отпустил в Грузию, в вотчину свою». Это сообщение тем более примечательно, что даже в условиях монгольского владычества вотчина Авага, которая включала и земли исторической Армении, и самим ханом признавалась Грузией.

В отличие от грузинских, армянские источники всегда стараются отличать армянские земли от грузинских, владетелей и чиновников армянского вероисповедания от грузинских, армянское население от грузинского и т.д. Но при этом, никогда не забывают упомянуть о наличии грузинской власти в Армении. Наглядный материал богато представлен у Киракоса Гандзакеци, Григора Акнерци, Степаноса Орбеляна и в сочинениях других авторов. Приведем некоторые примеры из каждого из них; Киракос Гандзакеци пишет: «Притесняемый иноплеменниками, он (агванский владетель Ованес) задумал перебраться в Армению к великим ишханам Закарэ и брату его Иванэ. И те с большими почестями приняли его. Иванэ поселил его в гаваре Миафор, в монастыре, который называется Хамши. И он начал строить там большую и дивную церковь; [строительство ее] еще до завершения было приостановлено, ибо пришел султан Хорасана, именуемый Джелал-ад-дином, ударил по Грузинскому царству и предвозвестил нашествие войска иноплеменников и разорение Армении, Агванка и Грузии». Здесь прямо сказано, что и Армения и Агвания политически являются Грузией, поскольку нападение на эти страны означают удар по Грузинскому государству. А место Мхаргрдзели в государственной структуре Киракос Гандзакеци разъясняет таким образом: «Захарэ был военачальником грузинского и армянского войска, подвластного грузинскому царю, а Иванэ был в должности атабега». В другом месте он же именует Захарию Мхаргрдзели «грузинским военачальником», хотя не забывает указать о его принадлежности к армянскому вероисповеданию. Так что, и по толкованию Киракоса, владетель армянских областей и приверженец армянского вероисповедания, Захария Мхаргрдзели был тем неменее грузинским полководцем.

Та же картина представлена в «Истории племени лучников» Григора Акнерци. Здесь среди захваченных монголами грузинских земель названы: Шамхор, Сагам, Кархердз, Теревен, Гардман, Ергеванк, Мацнаберд, Тавуш, Терунакан, Норберд и др. А о происхождении Мхаргрдзели и т. н. «армянском войске» сказано следующее: «Грузинский князь, владетель Гаги, сын великого Варама, внук косноязычного Захарии, именем Агбуга, который мужественно сразился с войском султана, оттеснил назад правое крыло султанского войска».

Похожее разъяснение национальной принадлежности Мхаргрдзели встречается в других местах этого сочинения. Например, «сын грузинского великого князя атабага Иванэ, именем Аваг» и др. Так же часто упоминаются вместе грузинские и армянские князья, грузинское и армянское войско и т. д. Согласно и этому источнику, Мхаргрдзели являются грузинскими князьями и полководцами, а армянское войско и армянские князья вместе с грузинами и в условиях монгольского владычества являются равными субъектами, находящимися на службе единого грузинского государства.

В сочинении Степаноса Орбеляна четко отображено правовое положение армянских земель и их владетелей, характер и формы их отношений с центральной грузинской властью, что в конечном итоге не оставляет никакого повода рассуждать о возможном статусе Армении в составе Грузинского государства, ради чего так ревностно подвизаются представители нынешней армянской историографии. Речь идет о конфессионально арменизировавшихся выдающихся представителях рода сюникских Орбелянов – Сумбате и Тарсаиче. О взаимоотношениях грузинского царя Давида – сына Георгия-Лаша и Сумбата летописец сообщает: «Сумбат же со всей преданностью подчинялся ему (т. е. Давиду VII) … Пригласил царь Сумбата в Тбилиси, чтобы взаимно воздать ему, спросил его и сказал: «Чего желаешь, чтобы я даровал тебе дары великие?» Сумбат отвечает: «О царь, что имеем, все твое и предков твоих, и того довольно для нас». В данном отрывке сочинения вполне понятным образом показано, что верховным владельцем всех земель, находившихся в рамках грузинской государственности, были грузинский царь и его предки, несмотря на тогдашнее владычество монголов над страной. Подтверждением распространения юрисдикции грузинского государства на присоединенные армянские земли служат также и хранившиеся в царском архиве Грузии книги податей, о которых подробно говорит летописец. Для демонстрации особой заботы Тарсаича Орбеляна об армянских церквах Степанос Орбелян сообщает весьма примечательные сведения: «Сей (имеется в виду Тарсаич Орбелян) отправился в Тбилиси, велел принести царские грамоты и прочитал все книги, где написаны были названия монастырей армянских, как бывших под податью (согласно другой рукописи, «бывших под правосудием и податью»). Тогда повелел привести книжника одного и заставил его заменить книгу ту и исключил названия более ста пятидесяти монастырей и старую книгу сжег и так освободил все церкви».

Главное в этом отрывке не то, насколько соответствует действительности масштаб отображенного здесь, лишенного правдоподобия, невероятного личного влияния Тарсаича Орбеляна, но то, что в Грузии времен монгольского владычества существовали и функционировали старые и новые грузинские книги податей и внесенные туда расположенные в Армении объекты никак не могли избежать исполнения возложенных на них обязанностей, если только не были бы исключены из этих книг. Однакорешение столь важного государственного вопроса, что Стефанос Орбелиани с легкой руки приписал своему отцу, было во власти только грузинского царя, а не какого-нибудь, пусть даже самого влиятельного, вельможи.

Грузинская государственность и суверенитет также четко отображены и в лапидарных памятниках присоединенных областей Армении XII-XIII вв. Еще С. Джанашиа отмечал, что политические формулировки армянских лапидарных надписей XII-XIV вв. несомненно свидетельствуют о статусе Армении в качестве составной части Грузии; по их же сведениям, армянским царем был царь Грузии и сами монголы в 20-х гг. XIV в. рассматривали Ани и Армению как одну из областей Грузии.

Политическими формулами армянских надписей, привлекаемых С. Джанашиа, являются: «Самодержавный царь Давид, государь этого края и народа» (Ахпат, 1121 г.), «Грузинский царь Георгий, также и наш государь» (Кечарук, 1181-1183 гг.), «В царствование Лаши и в амирспасаларство Захарии» (Мармет, 1206 г.), «В память о нашей царице Русудан…» (Карс, 1234 г.), «В царствование над грузинами и армянами Давида (Давида Нарина)» (Оромос, 1246 г.), «В падишахство хана Аргуна, в царствование Деметрэ, в паронство амирспасалара Мхаргрдзели» (Аруч, 1285 г.) и т. п. В этой связи весьма выразительна армянская надпись на средних воротах первой стены г. Ани, где читается и такая строка: «…В царствование грузин в этой стране, когда столица Ани получила хасинджу». Т. е., заключает С. Джанашиа, анийские армяне все еще считали свой город и страну в целом составной частью Грузинского государства даже в позднемонгольский период, когда Ани находилась под непосредственным контролем хана, что и отмечено известным термином «хасинджу».

Рассмотренные сведения армянских нарративных источников и лапидарных надписей, и тем более – сведения грузинских источников, не дают основания видеть какой-либо особый статусАрмении, вошедшей в состав Грузии в XII-XIII вв., поскольку они не содержат никаких элементов политической независимости на указанных территориях.

Политическая структура единой Грузинской феодальной монархии

Одновременно с процессом политического объединения Грузии, который завершился объединением всего христианского Кавказа, стала формироваться качественно новая система управления. Начало ей положил Баграт III, беспощадно истребив привыкших к независимости кларджетских властителей, – своих собственных двоюродных братьев. «Непокорных себе лишил он славы и на их местах поставил верных и ревностно послушных приказам его».

Борьбу, начатую Багратом III против древней системы удельных земель («сауплисцуло») и усобных воевод («эристави»), завершил Давид Строитель, который создал приличествующий единой Грузинской феодальной монархии новый управленческий аппарат централизованного государства. Окончательно объединенная Давидом Строителем и расширившаяся за свои этнические пределы Грузия требовала единой системы управления и чиновничьего уклада. Централизация управления стала уже требованием времени и, естественно, число ее сторонников и их политическая сила несомненно превосходила возможности противников, что служило гарантией успеха реформ Давида. Несмотря на это, оппозиция все еще обладала достаточной силой. Их сопротивление могло нанести стране значительный вред.

Поэтому Давид Строитель приступил к дальнейшему расширению своей опорной социальной базы. Системе вотчин он противопоставил систему ведомственного пользования («сакаргави»). На почве чего «эриставство» сменялось временными обладателями вверенных территорий – «сакаргави». По разъяснению Ш. Месхиа, это оз-начало, с одной стороны, превращение самих «эристави» (воевод) в обладателей «сакаргави», т. е. всего лишь временно управляющих вверенными им территориями. С другой же стороны, передачу земель не в условное владение, как прежде, а в качестве управленческой единицы, «сакаргави».

Подобный, владеющий «сакаргави», дворянин («азнаур») находился в полной зависимости от царской власти и волей или неволей становился «верным и ревностно послушным» ей. И Давид энергично принялся возвышать верных себе. Преданность стала главнейшим условием продвижения на политическом поприще и социальной лестнице. «Принцип преданности» неуклонно соблюдали и преемники Давида, что также имело большое значение для сохранения стабильности в многонациональном государстве.

Из самых верных Давиду людей состояла им же созданная одна из основных опорных военных сил – царская гвардия – т. н. «монаспа». Воины из этого корпуса царских стражей были «избранные и проверенные в подвиге, этак тысяч пять человек, обращенные все в христианство, благонадежные и испытанные мужеством».

По мнению К. Чхатараишвили, большинство состоящих в гвардии ополченцев были, по-видимому, негрузинского происхождения, поскольку летописец считает их «обращенными в христианство», т. е. недавно принявшими христианство. По его же наблюдению, отец Захарии и Иванэ Мхаргрдзели – Саргис, который так внезапно возник на исторической арене, выдвинулся, надо думать, из гвардейцев. И по мнению Н. Бердзенишвили, в деле укрепления и усиления центральной власти роль грузинской гвардии – «монаспа» по своей значительности приравнивалась кроли опричнины времен Ивана Грозного. С точки зрения зависимости от царской власти, Н. Бердзенишвили особенно выделяет институт т. н. Порубежников («монапирэ»), который подразумевает мощную централизованную власть и служит ее дальнейшему усилению. Институт, имеющий такую функцию, по его мнению, мог быть создан только при Давиде и в условиях проводимиго им политического курса; по мнению ученого, именно поэтому он и был введен Давидом. По его же разъяснению, Абулетисдзе, Орбели или Бешкен Джакели, вскользь упоминаемые в царствование Давида в качестве боевых служителей, являются именно такими порубежниками («монапирэ»), которые «с ловкостью захватывают» города и крепости неприятеля, разоряют вражеские территории, погибают в битве с врагами, это те самые «монапирэ», благодаря разведывательной деятельности которых Давид всегда знает, где расположена вражеская орда, знает и то, какие политические настроения в той или иной стране, захваченной врагами (в Армении, Ширване, Ране…).

Разумеется, эти хранители границ являются не потомственными вотчинниками-воеводами, но доверенными выдвиженцами царя, преданными ему и скоропослушными, военными и административными царскими служителями в приграничных областях, нуждающихся в поддержке против врагов. В результате реформ Давида Строителя многие недостойные лица были устранены с высоких должностей и вместо них выдвинуты другие из низшего и среднего дворянского слоя, отличавшиеся личными достоинствами, знанием дела и верностью царю.

По справедливому замечанию Ш. Месхиа, само по себе назначение вместо недостойных представителей высшей знати людей по их личным достоинствам уже было по существу большой реформой в феодальном государстве. Оппозиционные царской власти силы постепенно отступали, а царская власть усиливалась укреплялась. По мере успехов в борьбе с оппозицией и внешними врагами намечается увеличение фонда государственных земель, поскольку отобранные у крупных враждебных феодалов и присоединенные недавно территории числились государственными, что, в свою очередь, способствовало умножению земель, отданных в ведомственное пользование («сакаргави») и расширению слоя преданных и послушных царю служителей и воинов. В таких условиях усилия, направленные на централизацию власти, беспрепятственно приводили к желаемому результату.

Для централизации власти величайшее значение имело введение Давидом Строителем должности визиря, объединяющей в себе мирские (мцигнобартухуцеси т. е. Старшего царского писаря) и церковные (Чкондидского епископа) функции, с подчинением также и других основных ведомств государственного правления. Мцигнобартухуцесами в Грузии обычно назначались монахи и они изначально были известны своей верностью царю, что было обусловлено самой природой этой должности: в отличие от других чиновников царского двора, стремящихся превратить должности и связанные с ними привилегии и владения в наследственную собственность, мцигнобратухуцеси были свободны от подобных стремлений, так как, будучи монахами, не имели наследников и не могли иметь земли в качестве собственности или источника доходов. Следовательно, как поясняет Н. Бердзенишвили, «мцигнобартухуцеси полностью зависел от центральной власти. Между этой должностью и мощью царской власти была установлена связь прямой пропорциональности: чем сильнее был царь (и царский двор), тем сильнее и значительнее становилась должность мцигнобартухуцеси и наоборот. Поэтому естественно, что быть самоотверженным и деятельным сторонником усиления и возвышения царской власти входило в интересы самого мцигнобартухуцеси».В противовес влиянию греческой Церкви, Чкондидский епископ также отличался особой преданностью царской власти, и ко времени реформ Давида Строителя эта преданность уже имела двухвековую традицию.Мцигнобартухуцеси, как монах, а Чкондидели, как епископ, могли заниматься церковными делами. С объединением этих двух должностей, влияние Мцигнобартухуцеси-Чкондидели на Церковь значительно возросло, что дало возможность царю подчинить Церковь влиянию своей власти и получать от нее большую поддержку в государственных делах.

Помимо церковных дел, Давид Строитель наделил мцигнобартухуцеси высшей властью управлять судебным ведомством; кроме того, в его ведении, как первого в иерархии чиновника, находились все внутренние и внешние государственные вопросы. Этот могущественный власть предержащий назывался визирем. Как первое лицо при царском дворе, он осуществлял контроль над всеми ведомствами центрального аппарата и при получении соответствующей санкции проводил от имени царя мероприятия государственного значения.

Примечательно, что на протяжении существования единой Грузинской феодальной монархии эта должность сохранялась почти неизменно и принятый Давидом Строителем порядок, за редкими исключениями, почти не нарушался. Среди мероприятий, предпринятых для централизации власти, одним из важнейших было создание института «мстовари» («лазутчиков»), который царь Давид превратил в мощное орудие подавления феодальной оппозиции. Это был искусно отлаженный разведывательный аппарат, посредством которого царь бывал в курсе всего, что только происходило в войсках, монастырях или в домах крупных феодалов. По словам историка царя Давида, даже «помыслы» его подданных доходили до царя. «И это твердо знал каждый человек, что уже при исходе слова из уст без сомнения известно становилось оно царю». Высказано предположение, что разведывательный аппарат, возможно, действовал и за пределами страны и поставлял царю Давиду нужную информацию о действиях его соседей и врагов. Этот разведывательный аппарат входил в ведомство внутренних дел, которого возглавлял мандатуртухуцеси.

Мандатуртухуцеси (начальник служащих внутренней полиции – мандатуров) был, после визиря, первым должностным лицом при царском дворе, он упоминался перед занимавшим введенную в это же время должность амирспасалара. Примечательно, что, согласно правилу, принятому со времени Давида Строителя, мандатуртухуцеси, даже после возвышения звания амирспасалара (во времена Георгия III и Тамары), всегда упоминался перед амирспасаларом.

В процессе создания полноценного центрального чиновничьего аппарата во время царствования Давида Строителя, как выясняется, сформировалось отдельное царское финансовое ведомство во главе с мечурчлетухуцеси.

В соответствии с интересами централизации управления произошла реорганизация войска. Новые виды войска отличались высоким профессионализмом и верностью царской власти. Ополчение, выводимое воеводами, имевшими условные владения (т. н. «мосакаргаве»), служили исполнению царской воли. С воеводством они совмещали также и должности при царском дворе, и следовательно, – являлись чиновниками, подчинявшимися центральному аппарату.

Кроме пятитысячной личной гвардии «монаспа», Давид обзавелся и 60-тысячным постоянным войском. В случае необходимости он использовал также и наемное войско («Рокис спа»). Для оперативного руководства многочисленной армией было создано специальное военное ведомство во главе с амирспасаларом.

Ведомства, которые охватывали практически все сферы руководства страной, сосредотачивались в одном общем управлении, во главе которого стоял царский визирь – Мцигнобартухуцеси-Чкондидели. Так произошла концентрация государственного управления при царском дворе. Как отмечал Н. Бердзенишвили, в эпоху царя Давида, «из государства, как из центрального фокуса, исходит все: административное управление страной, судебное дело, военное дело («монапирэ, мосакаргаве»), даже дело управления Церковью… Централизовано также и таможенное дело». Весьма примечательно, что созданный Давидом Строителем центральный чиновничий аппарат оставался по существу не- изменным и в период царствования его наследников (Деметрэ I, Георгий III, Тамар). Вплоть до монгольского владычества самодержавность царя в Грузии ни разу не подвергалась сомнению.

Монархия была политической системой, которая соответствовала условиям объединенной Грузии и служила ее дальнейшему развитию и укреплению, что полностью исключало одновременное сосуществование этно-территориального принципа в условиях централизации власти. Источником благополучия знати уже выступал царский двор и представители знати боролись за власть при царском дворе. Поэтому со времен Давида Строителя ни один воевода не предпринимал попыток для восстановления былой независимости своих владений, ни одно бывшее царство не приложило усилий для достижения независимости и даже в тяжкую пору монгольского владычества страна сохраняла единство.

Правовое положение армянских княжеств в политической организации единой Грузинской феодальной монархии

В начале этой работы уже было сказано, что постановка вопроса о «статусе Армении», вошедшей в состав единой Грузинской феодальной монархии, принадлежит армянской историографии. Уже сама постановка этого вопроса фактически подра- признание Армении в составе Грузии; однако ряд армянских авторов в своих трудах отрицают что-либо подобное, или же – выказывают неистребимое желание к опровержению данного предположения. Думается, историографический обзор убеждает в беспочвенности утверждения о какой-либо форме независимости армянских областей Грузии. Источники не содержат сведений о существовании каких-либо элементов, выражающих суверенитет «армянских княжеств», объединенных в составе Грузии, а исследовательские методы большинства представителей современной армянской историографии и основанная на них историческая картина мало согласуются с реальной обстановкой, которую рисуют научные способы исследования. При поисках следов суверенности армянских областей в Грузии XII-XIII вв. основные аргументы упомянутых авторов, как мы уже видели, основываются на предвзятой идее этнического и культурно-политического армянства Мхаргрдзели и на безмерном преувеличении их роли в политической жизни Грузии XII в., а также – на неверном понимании форм феодального землевладения в Грузии XII-XIII вв. и непонимании социальных или политических формулировок грузинских источников (как, например, пожалование страны во владение, понятие семи царств и т. п.), а в отдельных случаях, – произвольном сотворении фактов. Например, «династия Захарянов», «государство Захарянов» и др.

Вхождение армянских областей в состав единой Грузинской феодальной монархии и их влияние с грузинской государственностью не было конъюнктурно обусловленным единовременным актом. Объединение большей части Закавказья в единое государство имело гораздо более глубокие корни социально-экономического и политического характера и исходящие из них долговременные политические процессы реализовались лишь в удобных для этого внутренних и внешних условиях. Расположение на важном торговом и военно-стратегическом перекрестке придало Закавказью весьма выгодную роль золотого моста, связывающего восточные и западные цивилизации, но вместе с тем его постигла нелегкая участь спорной для великих империй земли. Поэтому грузинские и армянские государства, вместе с соседними большими странами, оказались изначально втянутыми в долгую и ожесточенную борьбу за гегемонию в Закавказье. Эта борьба имела одну примечательную специфику: соперники ставили целью завладение всем Закавказьем, а точнее, всем Казказом и не довольствовались контролем над какой-то его частью. Это, в основном, было вызвано естественными условиями Кавказа, которые превращают этот регион в одну целостную хозяйственно-экономическую и военно-стратегическую общность. Большие войны периодически вызывали перемещение связывающих Восток и Запад торговых артерий то с Юга на Север, то с Севера на Юг, в соответствии с чем проходящие через Грузию и Армению международные трассы попеременно активизировались на ближневосточной арене. Необходимостью доступа к стратегическим коммуникациям друг друга отчасти объясняется стремление соседних армянского и грузинского государств к расширению своих границ до берегов Куры и Аракса, чтобы свести до минимума зависимость функционирования коммуникационных систем от внешних условий, что довольно рельефно отразилось в истории Закавказья. Соседи также сильно зависели друг от друга с точки зрения обороны. Возвышавшиеся в северной и южной части Закавказья горные системы представляли естественную преграду против врагов, и их эффективность при условии общего контроля неизмеримо возрастала. Общие интересы обороны нередко смягчали остроту борьбы за собственные территориальные претензии и придавали возникавшим между соседями противоречиям и противостоянию несколько локальный и внутренний характер.

Характерно, что «Картлис цховреба» («История Грузии») четко отличает друг от друга два вида войн – внутренние и внешние. По ее представлениям, внутренняя война – это борьба кавказских народов за объединение их стран под главенством одной из них, а внешняя война – борьба для самозащиты против внешних поработителей. Идея объединения Закавказья, по-видимому, была рождена главным образом геополитескими условиями этого региона и ее отображение в сознании политиков было обусловлено жизненными закономерностями. Борьба за материализацию этой идеи с древнейших времен прослеживается в деяниях политических деятелей Закавказья (попытки Тиграна Великого, Фарсмана Великого, Вахтанга Горгасала и др.).

Наиболее ясные и реальные сведения о борьбе за политическое объединение Закавказья сохранились в отображающих историю этой земли в IX-XII вв. грузинских и армянских источниках, согласно которым возникшие в условиях ослабления арабского владычества и боровшиеся с ним грузинские и армянские политические образования обнаруживают неудержимую тенденцию к укрупнению. Преодолев старые этнические границы, процесс объединения постепенно охватывает все Закавказье. По утверждению С. Еремяна, в правящих кругах Ширакской ветви армянских Багратидов вырабатывается политическая доктрина об объединении христианских народов Закавказья в единое государство, которое якобы должно было образоваться под эгидой ширакских Багратидов.

В качестве своей родовой вотчины рассматривали христианский Кавказ и грузинские династы. Теория, связывающая потомство Багратионов с пророком Давидом и тем самым – с Господом Иисусом Христом, литературно была зафиксирована в сочинении Гиорги Мерчуле в середине X в., что придавало публичный характер притязаниям грузинских властителей на весь христианский Кавказ.

Примечательно, что силы, вовлеченные в процесс борьбы за воплощение этого политического идеала Багратидов, для завладения военно-стратегическими позициями (шла ли речь о Картли или албанских землях, о Гугарети или «вратах аланов») группировались под знаком неэтнических, а политических интересов. Поэтому главные противоборствующие силы – грузинские и армянские цари и князья нередко оказывались в одном лагере. Национальная принадлежность Адарнасэ, царя грузин (888-923) не помешала ему попытаться с помощью армян изменить в Армении политическую ситуацию, как только разошлись интересы его и Смбата I. По свидетельству Иоанна Драсханакертского, группа армянских нахараров, под руководством Хасана, предложила Адарнасэ армянский престол и попросила помощи для свержения Смбата I. Адарнасэ с большим войском вторгся в Ширакскую область и захватил Аниискую крепость.

Общее происхождение грузинских и армянских Багратидов, вероятно, играло определенную роль в предложении Адарнасэ армянского престола, но перед лицом большой политической задачи, которая подразумевала в будущем политическое и культурное слияние христианских народов Закавказья, этническая принадлежность, в известной мере, теряла свое значение, особенно для высших слоев общества. В этом же направлении действовало и развитие близких, родственных отношений между представителями грузинской и армянской династий и феодальной аристократии, принявшее особенно широкий характер именно в эту эпоху.

В условиях близости агрессивных государств и мусульманского культурного давления наилучшей перспективой представлялось объединение христиан в одном государстве, что на основе существующего в Закавказье расклада основных сил могло быть воплощено только в качестве объединения «в Армению» или «в Грузию». Борьба армянских Багратидов за реализацию политического идеала в IX-X вв. опиралась в основном на сотрудничество с центральной властью халифата. С угасанием его власти в Закавказье, освободившаяся от арабской зависимости Армения распалась на отдельные царства и княжества; процесс дальнейшего раздробления еще более углубился, благодаря чему большие планы армянских политиков затуманились и превратились в химеру. Более того, начавшаяся с середины X в. византийская агрессия поставила под сомнение само будущее существование армянских политических образований. В этих условиях влияние грузинских представителей власти все более возрастало. По сообщению Иоанна Драсханакертского, «сына [царя] Смбата, Ашота… воцарил над армянами царь Вирка»1 т. е. Грузии. Во второй половине X в. этот процесс становится гораздо более глубоким и последовательным По свидетельству армянских источников, прославленный властитель Тао Давид III куропалат не только активно вмешивается в споры армянских династов и по своему усмотрению улаживает их взаимоотношения, но и при участии армян освобождает армянские земли от владычества арабских эмиратов и затем присоединяет их к своему царству. Успех объединительного движения в Грузии, для развития которого, в отличие от Армении, здесь образовалась гораздболее широкая социально-экономическая и политическая база, обеспечивает последующий рост влияния грузинских правителей (Баграта III, Георгия I, Баграта IV) в Армении. Отныне борьбу за воплощение политического идеала Багратидов продолжают только грузинские правители. К середине XI в. в результате крупной агрессии византийцев и набегов турок-сельджуков в Армении до основания была разрушена национальная государственность, и спасение христианства в Закавказье и его будущее увязалось с возможностями Грузии.

В это кризисное для истории Закавказья время, когда орды кочевников-сельджуков грозили полным уничтожением феодального хозяйства, по заданию грузинских правящих слоев вырабатывалась концепция Леонтия Мровели об общем происхождении, родстве и братстве кавказских народов, которая фактически представляла собой дальнейшее развитие уже ранее сформировавшегося в высших правящих кругах Грузии и Армении воззрения, поскольку она подготавливала идеологическую основу для распространения грузинской государственности не только на христианскую часть Закавказья, но и на весь Кавказ. Время для выдвижения этой концепции, по нашему мнению, было выбрано исключительно точно. Только общая опасность могла ускорить длительный процесс объединения народов этнически и конфессионально пестрой земли. И поскольку организатором борьбы против общего врага могла выступить только объединенная Грузия, постольку в случае победы могли воплотиться многовековые попытки распространения грузинской государственности на весь Кавказ, что с успехом и завершил Давид Строитель.

В основу политики Грузинского государства в отношение освобожденных от сельджуков территорий был положен религиозный принцип. Те территории, в которых преобладало христианское население (Западный Ширван и Северная Армения), были включены непосредственно в состав Грузинского государства, а отношения с остальными были установлены на условиях вассальной зависимости, что вполне отвечало старинной общей грузино-армянской доктрине создания в Закавказье единого христианского государства. Как видно, по этой причине, армяне ощущали себя соучастниками зарождения нового большого грузинского государства и его структур. Такой настрой, думается, нашел отражение в соответствующих формулировках армянских источников, в которых весь государственный аппарат воспринимается, как грузино-армянский: «царь грузин и армян», «полководец грузин и армян», «грузинско-армянское войско» и т. д. Синонимы этих высказываний – «царь христиан», «христианское войско», «христианская страна» и др., в которых выражается культурно-политическое содержание единого, общего государства. По-видимому, укреплению подобной уверенности в армянском обществе в значительной мере способствовала знаменательная формула, относящаяся к грузинским царям – «меч Мессии», обозначавшая избавителя и покровителя христиан и подразумевавшая, наверное, в том числе и армянское христианское население. Примечательно, что и армянские авторы позднего средневековья при разговоре о Грузии обращаются к старым формулировкам: «христианская страна», «христианский царь», и др. Вместе с тем, названные армянские авторы хорошо понимают, что эта «общее христианское государство» все-таки является Грузией. Те же «грузинско-армянские» войско, царь или полководец попеременно названы грузинскими. Видно, поэтому нередко их повествования проникнуты ностальгией (напр., у Мхитара Гоша). Грузинский характер «общего государства» христиан в Закавказье объясняет исторической закономерностью следующее предание, сохранившееся в сочинении Киракоса Гандзакеци: «…великолепный, бесценный трон, дивную корону, подобной которой не было ни кого из царей, которая, говорят, принадлежала Хосрову, отцу армянского царя Трдата Великого, и, спрятанная там, сохранилась благодаря неприступности места [затем] досталась царям грузинским (подразумевается, что по воле Божьей) и там и оставалась по сей день».

Этим преданием признаются права грузинских царей не только на часть Армении, вошедшую в состав Грузинского царства, но и на всю историческую, Великую Армению, и следовательно, они признаны законными наследниками армянских царей. Литературное фиксирование этих преданий в армянской части Грузии, разумеется, создавала благоприятную идеологическую среду для властей и способствовала слиянию этих областей с остальной частью страны.

Благодаря своему географическому расположению, с присоединением к Грузии армянские области административно оказались в ряду порубежных областей, которые в отличие от других были более зависимы от центральной власти. Армянские административные единицы для управления вверялись только самым надежным, с точки зрения царя и государства, представителям знати, среди которых в этом смысле выделялись Мхаргрдзели. Их вклад в укрепление феодальной монархии довольно широко отображен в грузинских и армянских источниках.

Подтверждением полного вхождения Армении в единое Грузинское феодальное государство является также социальная структура и культурный облик этой части Грузии в XIII-XIV вв.

Наряду с политическим вхождением в грузинские границы, Армения оказалась в общем пространстве феодального развития Грузии, благодаря чему она и социально и культурно сблизилась с Грузией. В параграфах Судебника Мхитара Гоша совершенно ясно просвечивают характерные для грузинского общественного строя взаимоотношения, что свидетельствует и о том, что ко времени создания упомянутого армянского светского судебника на присоединенной армянской территории уже воцарился грузинский тип феодализма и она не только политически, но и социально стала органической частью Грузии, что само собой исключало наличие в этой части страны какого-либо независимого социально-политического института. А общая социально-политическая среда была тем главным условием, которое давало возможность равного пользования государственным благом всем его членам, поэтому, по всей вероятности, разобщение с ним никого не устраивало, тем более, что на фоне армянских земель, попавших под мусульманское владычество, еще более явно вырисовывалось преимущество грузинской социально-политической системы, служившей основой для развития и расцвета Армении в составе Грузии. Это социально-политическое единство оказалось столь прочным, что при административном устройстве подвластной им страны монголы с самого начала были вынуждены причислить к Грузии (Гурджистанскому вилайету) и Армению. И как предполагал Н. Бердзенишвили, такое решение было принято ими в результате активных действий армянских политических деятелей. Потому-то, отмечал Н. Бердзенишвили, феодальная Грузия не знала никакой борьбы за племенную независимость, феодалы были олицетворением «Грузии», были равными творческими создателями грузинского феодального общества. Если феодал был настроен сепаратистски, он исходил не из факта культурного (племенного) своеобразия своей вотчины, но из собственных феодальных, хозяйственных, политических интересов.

В период владычества монголов, когда власть грузинского царя была крайне ограничена, а каждое проявление сепаратизма феодалов и попытку нарушения целостности страны поддерживали всеми способами, политическое единство армянских общин с Грузией и впрямь обеспечивала, в первую очередь, заинтересованность самого армянского феодального общества в этом единстве, где для него открывалось гораздо более обширное поле деятельности, нежели она могла иметь в небольшом княжестве, находящемся в отсталом окружении. В этом отношении весьма примечательна судьба Орбели – арменизированных грузинских владетелей области Сивниети (Сюника). Элигум и его наследники с помощью монголов за счет земель соседних феодалов создают обширную вотчину и утверждают ее за собой на основании монгольского права, после чего их княжество лишь формально остается в составе Грузии. Но вскоре Орбели опять возвращаются в сонмище грузинской знати и после 1258 г. их дом все-таки включен в податные книги Грузии. Монгольская социально-экономическая система не уживалась с вотчинным владением. Поэтому ради закрепления и неоспоримости вотчины, за что и боролись Орбели, нужно было привлечь грузинское феодальное право и обретенную на основании местной законности легальность. Социальные интересы армянского населения в эту эпоху, особенно в его верхних слоях, тесно увязывались с грузинским государственным сознанием, что, породило, как об этом писал И. Орбели, стремление армянских светских феодалов к все более растущему нивелированию с грузинскими светскими феодалами.

Н. Марр также отмечал: «Армянская аристократия уже в это время (в XII в.) стояла на последней ступени полной денационализации и ее национализм, как кажется, исчерпывался лишь официальной принадлежностью к Армянской Церкви. С разрывом этой слабой связующей нити старинная армянская аристократия должна была исчезнуть в основной Армении, слившись с чужеземными культурными слоями, грузинскими или мусульманскими, с которыми ее уже давно связывали не только политические и экономические интересы, но также и духовные, в частности, художественный вкус и идеалы».

Распространение грузинской культуры и грузинского языка на территории бывших армянских царств сопутствовало проникновению и утверждению в Армении грузинской государственности, что в значительной мере ускоряло интеграционные процессы в пределах закавказского христианского мира. Даже когда развившийся в XIII-XV вв. процесс децентрализации вызвал разрушение административно-территориального деления Грузинского государства и постепенное утверждение вместо него сеньорального принципа, в армянских областях не изменилось грузинское социально-политическое содержание существующих феодальных княжеств и они не обособлялись от грузинской государственности, до тех пор пока в начале XV в. туркмены силой не оторвали их от Грузии и не утвердили там необратимо восточные варварско-феодальные отношения. Консолидирующую роль грузинской государственности и ее способность оказывать большое влияние на армянское общество не отрицает и С. Еремян, когда на основе анализа происходивших в IX-XIII вв. в Закавказье социально-политических и культурных процессов заключает, что «период, когда армянские земли находились в составе феодальной монархии Грузии, и в дальнейшем (в XVIII в.) воздействовал на сознание последующих поколений. Когда в политических кругах армянского народа дебатировался вопрос об освобождении армянских земель с помощью русского оружия и воссоздания армянского государства, то оно осмысливалось только в рамках объединенного армяно-грузинского государства.

Таким образом, точка зрения армянской историографии относительно совершенно особого, в отличие от других частей страны, политического статуса Армении в составе средневековой централизованной Грузинской монархии, как видим, не подтверждается данными исторических источников и противоречит реальным факторам социально-экономического, политического и культурного характера, из которых выделим несколько основных:

Интеграционный характер протекавших на протяжении IX-XIII вв. в Закавказье социально-экономических, политических и культурных процессов, которые, в первую очередь, подразумевали объединение христианских стран в одно государство и опирались на объективные условия геополитического положения страны, а также, политическое устройство единой Грузинской феодальной монархии во главе с самодержавным царем – «мечом Мессии», фактически исключал возможность существования в рамках этого централизованного государства любой формы политической независимости отдельных его частей, в том числе, и армянских областей.

Перелом, происшедший в XII-XIII вв. в сознании армянского населения, находившегося под покровительством и под влиянием богатого и могучего христианского государства и приобщившегося к социально-политической и культурной жизни Грузии, способствовал усвоению им идеи грузинской государственности и порождал стремление, особенно в высших слоях, к слиянию с грузинским обществом.

В условиях подобного развития исторических явлений, армянские феодальные дома становятся еще более зависимыми от центральной власти. Более того, даже когда в результате переплетения внутренних и внешних факторов (углубление феодализации и установление монгольского владычества в Грузии) центральная власть ослабла, и получили развитие тенденции к распаду Грузии, и как будто ничто не препятствовало формированию владений армянской знати в качестве обособленных политических образований, они все же не проявляли подобного стремления, поскольку их независимое существование, видимо, все же зависело от наличия ослабленного, но все еще единого Грузинского феодального государства. Примечательный факт – как только туркмены в начале XV в. отделили Армению от Грузии, большинство армянских феодальных домов исчезло.

Таким образом, поиски отличного от остальной части страны статуса для вошедшей в состав единой Грузинской феодальной монархии и слившейся с грузинской государственностью Армении, что воочию противоречит общей картине исторического развития Закавказья в средние века, полностью лишены серьезного научного основания.

Гурам Майсурадзе