Багратиони

Франц Рубо. Вступление русских войск Тифлис в 1799г.
Завоевание или добровольное присоединение?

Начало XIX века ознаменовалось инкорпорацией Восточной Грузии в состав Российской Империи: Картли-Кахетинское царство было упразднено и прервалась династия Багратионов.

Какими именно факторами была обусловлена ликвидация грузинской государственности и как это отразилось в тогдашней и последующей историографии?

Для ответа на этот вопрос необходимо пересмотреть предисторию данного трагическогособытия, которое представляется следующим образом:

Россия, как значительная политическая сила, появляется в регионе Южного Кавказа во второй половине XV века, т. е. в то время, когда единая грузинская феодальная монархия распалась на отдельные части – Картлийское, Кахетинское, Имеретинское царства и княжество Самцхе-Саатабаго. В таких условиях, невозможно было проводить единую линию в области внешней политики: каждое отдельно взятое грузинское царство или княжество было вынуждено независимо от остальных разработать свой собственный внешнеполитический курс. Обессиленное участившимися нападениями со стороны Ирана и Османской империи, Кахетинское царство обратило свой взор на северного соседа, возлагая надежды на Россию, как на единоверного союзника и спасителя.

В течение долгого времени в сознании грузинского народа Россия воспринималась в качестве могущественного единоверного государства, которому было под силу оказать покровительство христианским собратьям, терпевшим невзгоды от нашествий мусульманских орд.
«Грузины были уверены, что в закавказском регионе полностью совпадали интересы России и Грузии и, следовательно, заручиться покровительством России было бы надежной и верной защитой для Грузии. Связав судьбу Грузии с российским государством, царь Ираклий II надеялся на окончательное освобождение своей страны от ирано-османского насилия и на ее возрождение» — отмечал в связи с этим академик Н. Бердзенишвили[1]. В то время никто не осознавал ту опасность, которая таилась за вступлением России в Кавказский регион.

С появлением России на политической арене Южного Кавказа возникала угроза нарушения геополитического равновесия, сформировавшегося в данном регионе задолго до этого. По правде говоря, соперничество между Ираном и Османской империей за господство в этом крае никогда и не прекращалось, но все же оставались в силе условия мирного соглашения, заключенного между ними в 1555 г. в г. Амассья (в Малой Азии), по которому Иран сохранял за собой Восточную Грузию, а Западная Грузия оставалась за Турцией. «Ни Иран, ни Турция не желали, чтобы какое бы то ни было государство, завладев Грузией, приблизилось к их владениям, поскольку Грузия граничила с обеими этими мусульманскими державами…, Иран стремился завладеть Грузией единолично, чтобы во-первых, пресечь России путь для вступления в Азию, а во-вторых – иметь возможность противостояния Турции. Со своей стороны, Турция добивалась того же и не уступала Грузию, дабы иметь возможность для постоянной угрозы и приструнивать Персию»[2]. Таким образом, и в последующий период после амасийского соглашения, имеющееся между двумя державами взаимное противоборство и периодические войны ничуть не могли изменить давно установившегося статус-кво. В свою очередь, Грузия продолжала сопротивляться, так или иначе отбиваясь и от «леопарда», и от «рыси», не сдаваясь ни тому, ни другому.

В этой связи весьма примечательно, что в то время в отношении выбора внешнеполитической ориентации возможности грузинских царей были довольно-таки ограничены: они неоднократно пытались наладить отношения с западными странами, однако, видимо из-за дальности расстояния, глас Грузии так и не был расслышан в Европе. Трагическая судьба грузинского народа, безусловно, вызывала моральное сочувствие европейских монархов, однако, на этом все заканчивалось. Грузии не суждено было попасть в сферу серьезных интересов западных стран, именно поэтому единоверная Россия явилась для нее последним надежным пристанищем. Однако, ориентация на Россию для Грузии означал выбор между «плохим» и «худшим». «Худшим» в данном случае, разумеется считалось ирано-османское мусульманское окружение, а «плохим» – Российская империя.

Взаимное противоборство европейских держав на рубеже XVIII-XIX вв. предоставило Российской Империи возможность для активизирования своей экспансии в южном направлении. Надвигающаяся с севера новая агрессивная сила стремительно приближалась к Южному Кавказу, который являлся для нее заветным ключом к странам Востока. Геополитическую важность Южного Кавказа в значительной мере определяли система его морских и сухопутных коммуникаций со странами Европы и Азии и торгово-транзитная функция, связывающая Запад с Востоком. Таким образом, этот небольшой (с территориальной точки зрения) регион в каждую отдельную историческую эпоху являлся удобным стратегическим плацдармом, за овладение которым яростно боролись завоеватели из соседних и дальних стран.

Стремление России к Южному Кавказу вначале ограничивалось в основном политическими, военными и стратегическими задачами; дело в том, что весь последующий за царствованием Петра I период Россия была лишена возможности расширения своих западных границ, был заказан также и путь к северу, следовательно, оставалось продвигаться по двум направлениям – к востоку и югу, что в то время казалось относительно легким делом. К XIX веку, когда у России появилось все больше возможностей для завоевания новых колоний, европейские страны уже успели освоить большую часть континентов Америки, Азии и Африки и в этом пространстве уже не оставалось места для России, поэтому ей пришлось довольствоваться присоединением близлежащих территорий.

По обосновании в Восточной Грузии Россия сумела неоднократно одержать победу над Ираном и Османской империей, вследствие чего оба эти государства были вынуждены отказаться от всех претензий по отношению к грузинской территории, и Россия стала здесь полновластным хозяином. Благодаря завоеванию Грузии Российская Империя обрела статус Кавказского государства, при этом, империя, долгое время лишенная столь желанных для нее морских путей, становилась государством Черноморского региона, тем самым заняв необходимые позиции для продвижения по направлению Ближнего Востока. Добиться права мореплавания на Черном море и «свободного выхода в него, т. е. – прорубить «южное окно» в Европу и на Восток»[3] явилось главной задачей восточной политики России на рубеже XVIII-XIX вв. и ее решение стало важнейшим фактором в деле расширения имперских границ на пути к столь желанной Индии.

Вполне естественно, что с присвоением каждого нового владения возрастали политический вес и влияние той или иной империи в области международных отношений, укрепляя тем самым ее авторитет, но при этом, для этих метрополий не менее важным считалось и экономическое значение завоеванных ими территорий: эксплуатация природных богатств захваченных недавно земель, превращение колоний в источник дешевого сырья и рабочей силы, а также – в объекты прибыльного капиталовложения; все это было типичным для всех империй новой эпохи, и Россия не являлась исключением.

Переступив через Кавказский хребет и завоевав Восточную Грузию, а затем – силой заставив иранских и османских властителей, уступить ей захваченные ими в прошлом территории Южного Кавказа, Россия, решала заранее намеченные военно-стратегические задачи и вместе с тем притесняла в данном регионе своих соперников – мусульманские державы, тем самым подготовив себе надежный плацдарм для проникновения в Азию. В то же время, весьма примечательно, что после того, как отправленный в Грузию со специальной миссией граф Мусин-Пушкин описал в своем отчете местные ископаемые, тем самым «открыв перед императорским двором все сокровища нашей страны, красоту природы и райский климат»[4], в Москве и Петербурге незамедлительно приступили к разработке проектов для хозяйственно-экономического и колониального освоения края и поэтапного осуществления этих проектов. Включение Грузии в орбиту империи Романовых полностью соответствовало экономическим интересам России, поскольку благодаря этому Петербургу открылось широкое поприще для торговли с Ираном и Индией[5].
Следовательно, вступление, а затем и обоснование на территории Грузии, по существу, было обусловлено совокупностью имперских интересов царской России (военных, стратегических, политических, экономических, колониальных).

Наряду с благоприятной для России международной обстановкой, ликвидации Картли-Кахетинского царства во многом способствовала сложившаяся сложная ситуация внутри самой страны, в частности – в Восточной Грузии. Внесенные Ираклием II изменения в порядок престолонаследия, согласно которым престол переходил к старшему в роде, стали источником непримиримой вражды между царевичами, вследствие чего грузинское царство, и без того лишенное единства и политической устойчивости, все более ослабевало.

Георгиевский трактат, задуманный грузинскими политиками в качестве защитного орудия от мусульманской агрессии, оказался непригодным для Грузии, но — весьма полезным для России, поскольку при помощи данного соглашения империя Романовых пробила путь к югу: воспользовавшись своим статусом «союзника и покровителя», Россия без малейших осложнений ввела свои военные части на территорию Восточной Грузии, что в иных обстоятельствах было бы невозможно без военных действий.

Не встретив никаких препятствий на международной арене, Российская империя на правах «сильного» захватила и оккупировала территорию маленькой и ослабевшей от переживаемого кризиса страны, упразднила древнее суверенное царство, превратив его в губернию и объявив частью собственной империи. С самого же начала имперские власти России считали Грузию своим завоеванным, колониальным владением, однако воздерживались от открытого употребления подобных терминов. Более респектабельной им казалась формулировка – «страна, добровольно вступившая в состав Империи», содержащая в себе вполне отчетливую установку, в частности: если Картли-Кахетинское царство, при своей многовековой государственной традиции, прекращало функционирование добровольно, и без всякого понуждения желала примкнуть к могущественной империи, чтобы подобным путем обрести покой и стабильность, то почему бы она не могла стать примером для подражания, допустим, для других народов, проживающих в этом же регионе?! Тем паче, что часть из них вообще не имела ни малейшего опыта государственности, а остальные уже давно были как лишены независимой и суверенной политической жизни (например, существующие в регионе мусульманские ханства, или – общины Северного Кавказа и т. д.). К тому же, российский императорский двор с чистой совестью мог оправдать свой действия перед международным общественным мнением: согласно подобной формулировке, Россия не нарушала никаких принципов легитимизма, поскольку со стороны все выглядело так, как-будто представители одной из древнейших в мире (и согласно исторической традиции, — благословенной Богом) царских династий Багратионов добровольно отказывались от своих легитимных прав и свою страну – земной удел Богородицы–присоединяли к России!

Именно поэтому случилось так, что официальная российская историография ввела новый термин «добровольное присоединение». Следовательно, в трудах П. Буткова, Н. Дубровина, О. Потто, П. Берже и других российских авторов акт ликвидации Картли-Кахетинского царства именуется не иначе как «добровольным присоединением».

И все-таки любопытно, откуда берет начало и на чем именно основывается подобное соображение? В этом отношении наиболее важным источником являются обращения последнего картли-кахетинского царя Георгия XII к российскому императору Павлу I, известные в научной литературе под названием «Просительных пунктов». По всей видимости, из этого документа и вытекают интерпретации упомянутых выше авторов.

Чем же было обусловлено решение Георгия XII, что же именно его побудило к тому, чтобы вместо четко формулированных в Георгиевском трактате «покровительственных отношений», признать «вассальную зависимость» своего царства от России? Что его заставило, до крайности ограничить свои суверенные правомочия и «подчинить царство картлосидов имперской России»?

Как уже говорилось, необратимая ориентация на Россию, и в особенности – Георгиевский трактат, заключенный в 1783 году, подвергли Грузию огромной опасности: Иран, Османская империя и подстрекаемые ими другие, соседние мусульманские ханства почти в унисон задействовали против Картли-Кахетского царства. Отражать их нашествия, завершающиеся, как правило, огромными человеческими жертвами и разорением и опустошением грузинских городов и селений, со временем становилось все тяжелее. Россия же выгодно использовала сложившееся положение и не думала выполнять свои обязательства, предусмотренные Георгиевским трактатом. Жизненная энергия дошедшего почти до полного разорения грузинского царства безнадежно угасала. Начиная с 80-х годов XVIII века, всего за два десятилетия грузинское население сократилось почти вдвое (от 350 тысяч жителей осталось всего 200 тысяч)[6]. В постигших единоверную христианскую страну бедствиях львиная доля принадлежала Российской империи, которая формально не отрекалась от Георгиевского трактата, но на деле одними лишь обещаниями кормила как Ираклия II, так и его преемника Георгия XII, не предпринимая никаких мер для оказания долгожданной помощи.

В этой связи весьма любопытно, что 8 августа 1801 г. на заседании по поводу рассмотрения вопроса о присоединении Грузинского царства, российский Государственный совет фактически признал, что одной из причин падения Картли-Кахетинского царства стало невыполнение соглашения 1783 года со стороны Российских властей; в частности, в протоколе упомянутого заседания было сказано следующее: «Простая протекция, какую с 1783 года оказывала Россия Грузии, вовлекла сию несчастную землю в бездну зол, которыми она приведена в совершенное изнеможение, и продолжение оной на тех же основаниях немедленно ввергнет ее в совершенную погибель»[7].

И тем не менее, даже при создавшихся обстоятельствах, Георгий XII по-прежнему возлагал на Россию все свои надежды на спасение царства, поскольку был убежден, что без поддержки единоверной державы в Грузии может погибнуть христианская вера: «Ежели не длань Государя русского, то кто же защитит христианство… Нет у нас другого хозяина и покровителя, кроме Государя»; поэтому он был глубоко уверен, что его «просительные пункты окажут исключительно благоприятное влияние на дальнейшую судьбу страны» [8]. Оказались тщетными все старания находившегося при грузинском дворе миссионера – патера Николы, питающегося убедить Георгия XII, что «Порабощенное чужеземцами царство непременно окажется в смешном и постыдном положении, а царствование при таких условиях будет навеки несчастным и горестным»; «Чужеземный сродник, приведенный хозяином страны, станет врагом, мучителем и преследователем народа… чужеземные законы и обычаи будут народу в тягость… Русские с самого начала принесут с собой тяжелое ярмо и наденут на шею страны, ослабевшей от стольких невзгод; они потребуют с вас огромную дань, собрать которую вам будет не под силу; и тогда ваши поместья и крепостные будут проданы под грохот барабанов, а покойников ваших будут хоронить под музыку»[9].

Однако, несмотря на эти (и многие другие) предостережения, Георгий XII твердо верил, что «покровительство» России являлось залогом того, чтобы сохранить за собой царский престол, отразить натиск внешних врагов и восстановить порядок и стабильность внутри страны[10].
По мнению Ив. Джавахишвили, грузинский царь думал, что «обещание защиты Грузии от различных врагов могло стать реальным лишь в том случае, если он, преодолев себя, отказался бы от многих своих прав и свел бы к минимуму свои желания»[11].

А теперь рассмотрим, что же из себя представляли т.н. «Просительные пункты» и насколько они могли означать, что Георгий XII отрекался от престола, уступая при этом свою страну Российской империи? Конкретный ответ на поставленный вопрос можно найти в статье известного грузинского историка М. Думбадзе, опубликованной еще в 1963 г. под названием «Из истории борьбы грузинского народа против колониальной политики царизма». В частности, автор пишет: «Критическое изучение имеющихся в нашем распоряжении материалов, и в частности, «Просительные пункты», идущие в 1799-1800 годах от имени Георгия к своим послам в Петербурге, а через них к русскому правительству, не дают основания обвинять его в измене интересам своей страны» [12].

Тем не менее, обвинение, которое по всей видимости берет свое начало от генерала Лазарева, и которое соответствующим образом отобразилось в российской историографии и литературе, до сего времени не снято с грузинского царя целиком и полностью; к примеру, лично от генерала Лазарева исходила информация о том, что замысел Георгия XII о чрезмерном ограничении своих суверенных прав был известен лишь узкому кругу его советников; что не был в курсе даже наследник престола – царевич Давид, и только за несколько дней до кончины своего царствующего родителя ему довелось ознакомиться с секретным письмом последнего к российскому императору, в котором царь Грузии просил выделить ему годовое жалованье и деревни в России «в полное и потомственное владение». Царевич срочно вызвал к себе секретаря Туманишвили и спросил: «Извещен ли он о сей бумаге, но как при написании оной царь привел Туманова к присяге, чтоб никому не объявлять, то сей отвечал, что он не знает; он (Давид – О. Дж.) на сие сказал: батюшка нас зарезал!»[13].

Имеретинский царь Соломон, недовольный подобным развитием событий и обеспокоенный печальной судьбой оказавшегося в оковах Российской империи Картли-Кахетского царства, точно также увязывал «упадок царского дома» с «тайным предательством» Георгия XII и резко осуждал последнего: «Георгий забыл духовное завещание отца и пренебрег кровью предков своих, пролитую за царство, которе предал без ведома братьев и детей своих и всего народа»[14].

В 1812 году, по указанию императора Александра I, главнокомандующий в Грузии граф Паулуччи установил на могиле Георгия XII медную плиту со следующей надписью: «Царь Георгий… из любви к благу своих подданных, желая навсегда обеспечить их благосостояние, в 1799 году уступил Грузию Российской Империи». Примечательно, что великий русский поэт М. Лермонтов, прочитавший надгробную надпись на могиле грузинского царя, следующим образом изложил ее в своей поэме «Мцыри»: «Такой-то царь, в такой-то год, вручал России свой народ»[15]. Стало быть, неудивительно, что мнение о том, что Георгий XII уступил свое царство Российской империи, нашло отражение и в грузинской устной словесности; так, например, в одном из народных стихотворений сказано: «Род Багратионов построил храм в Сиони, но к горю нашему, по недальновидности отдали Грузию русским»; или же: «Священник в церкви поклялся – «Да обрушится гнев Св. Георгия на того, кто отдал Картли русским»[16].

А теперь попробуем установить, насколько все вышеизложенное соответствует действительности.

Известно, что 7 сентября 1799 г. Георгий XII отправил своим посланникам в Петербурге (Гарсевану Чавчавадзе, Элиазару Палавандишвили и Георгию Авалишвили) следующий «письменный наказ с решительными соображениями»[17]: «Предоставьте им все мое царство и мое владение, как жертву чистосердечную и христиански праведную, и предложите его не только под покровительство высочайшаго великаго Русскаго Императорскаго престола, но предоставьте вполне их власти и попечению, чтобы с этих пор царство Картлосианов считалось принадлежащим Державе Российской с теми правами, которыми пользуются находящиеся в России другия области»[18].

Согласно поручению царя, грузинским послам следовало потребовать от императора «письменное подтверждение» нижеследующего: «Не прекращать в доме моем царскаго звания, а допустить царствовать наследственно как это было при предках моих»[20]. Эту фразу (на языке оригинала: saxlsa Sina Cemsa ara aRayenos mefeni, garna oden samefos memkvidriTi memkvidre viTarca winaparni Cemni) П. Иоселиани интерпретировал следующим образом: «Чтобы вовеки не упразднялось в роду Багратионов царствование, или же – наместничество Государя Императора. Подобно порядку, которому следовали в старину, когда Грузия именовалась Валистаном персидских шахов, последние же называли грузинского царя «вали Гурджистанский»[21].

Любопытно, что в заключительной части упомянутого выше «наказа» Георгий XII писал: «В случае, если наша просьба не будет услышана, всякая зависимость, кроме международных соседственных отношений, должна быть уничтожена»[22]. Стало быть, Георгий XII не только не отказывался от престола, но в случае пренебрежения его позицией, он даже угрожал разрывом союзных отношений, предусмотренных Георгиевским трактатом и был готов ограничиться лишь «добрососедским общением». Между прочим, о сохранении престола за собой и за своим наследником – Давидом Георгий XII указывал также и в другом своем обращении к императору: «Не отвергайте руку, протянутую к Вашему Императорскому Величеству… Дабы оказанная мне милость впредь распространялась и на наследнике моем – Давиде»[23]. При этом, в ноте, адресованной императору Павлу I (от 30 июня 1798 г.) речь идет о возможном разрыве соглашения 1783 года и отзыве картли-кахетского посла в случае, если Россия и впредь станет пренебрегать просьбой грузинского царя и затягивать дело об оказании обещанной помощи[24].

Академик Н. Дубровин совершенно справедливо заметил, что «Просительные пункты» отнюдь не предполагали отказа от царских полномочий со стороны Георгия XII, или же – добровольное и безоговорочное присоединение страны к Российской империи: «Не трудно видеть, писал российский историк, – что царь надеялся выхлопотать себе все преимущества царя и вместе с тем пользоваться русским войском и русскими деньгами»[25].

В этой связи заслуживает внимания сообщение царевича Александра, засвидетельствованное в одном из его писем императору Александру I (от 1 июля 1803 года), в котором грузинский царевич пишет: «Когда воцарился брат наш Георгий, тогда в надежде на христианского государя предал ему свой дом, чтобы сохранить его в мире и дабы царская власть не выходила из нашего дома»[26] (пунктир наш – О. Дж.).

В свое время об этом же указывал Ш. Амиреджиби, который подчеркивал, что «Основное положение «Просительных пунктов»грузинского царя заключалось в том, чтобы Россия принимала Грузию под вечное покровительство, и грузинский престол также навеки оставлся за потомками Георгия XII»[27].

Еще один грузинский ученый – Р. Ломинадзе считает, что «Георгий XII вместо бывшего «Трактата о покровительстве», предлагал российскому правительству ноту «о подданстве», что в свою очередь подразумевало вступление Картли-Кахетинского царства в состав российской империи на правах ограниченной автономной государственной единицы»[28].

В связи с данным вопросом, на наш взгляд, наиболее правомерным кажется соображение З. Авалишвили, согласно которому Грузия стремилась к более «тесному единению» [29] с Россией, нежели это предусматривалось в пунктах Трактата, чтобы хотя бы таким путем склонить империю к выполнению взятых на себя обязательств по защите Картли-Кахетинского царства. Тут вполне уместно возникает подозрение о том, что нота Картли-Кахетинского царя, известная под названием «Просительных пунктов» и представленная в Петербурге грузинскими послами «в устном порядке»[30], подверглась обработке и редактированию при участии высокопоставленных сановников императорского двора.
В пользу подобного предположения свидетельствует одна фраза из секретного рескрипта Павла I (адресованного генералу Кноррингу): «Дело сие трактуется здесь»[31]. Кроме того, казалось бы, весьма любопытно и то, что уже 15 ноября 1800 года императору Павлу I с точностью известно, что именно будет написано в ноте Георгия XII, которую ему должны были представить в официальном порядке только через двое суток, а именно – 17 ноября того же года[32].

Следует отметить, что на рубеже XVIII-XIX вв. грузинские цари и наряду с ними и представители дворянства, более чем не разбирались в дипломатических лабиринтах новой эпохи: для этого им явно недоставало соответствующего опыта и образования. Со слов Рафаила Ингило «царь Георгий и все его приближенные были в недостаточной мере усовершенствованы в номенклатуре международного права»[33]. Тогда как согласно общепринятым принципам, содержание дипломатического документа определяется не одной только дефиницией употребляемых в нем понятий; нередко в таких случаях простой, на первый взгляд, языковый нюанс может служить важнейшим фактором. Примечательно что в российской дипломатической лексике еще со времен Петра I произошли довольно серьезные изменения, в частности, было положено начало постепенному внедрению европейской терминологии и ее применению в международной правовой практике; [34] разумеется, к тому времени все эти новшества были чужды грузинской действительности. Стало быть, искушенным в этой сфере российским дипломатам было бы нетрудно изменить акценты надлежащим образом, чтобы получить из «Просительных пунктов» Георгия XII выгодный для себя текст, «поскольку российские власти давно намеревались заполучить какой-либо документ, с помощью которого они могли бы доказать, что якобы сама Грузия добровольно соглашалась на упразднение своей государственности и была готова стать неразделимой частью Российской империи»[35].

Известный грузинский ученый Ал. Цагарели, который разыскал и опубликовал имеющиеся в разных древлехранилищах важнейшие документальные материалы из области русско-грузинских отношений, по поводу упомянутой выше ноты писал: 24 июня 1800 года грузинские послы, по уполномочию Георгия XII, представили в министерство Иностранных дел России ноту из 6 пунктов для оформления нового соглашения между двумя странами (имеется в виду возобновление Георгиевского трактата – О. Дж.). Именно за счет дальнейшего расширения сформулированных в ноте основных положений в Петербурге был создан совершенно новый (по своему значению) документ уже из 16 пунктов[36], которого и назвали «Просительными пунктами».

Императорский двор счел необходимым, интерпретировать имеющуюся в указанных «пунктах» формулировку «навсегда принять подданство Всероссийской империи» удобным и выгодным для себя образом, в частности – якобы Картли-Кахетинское царство добровольно вступало в состав империи в качестве простой территории, без особого юридического статуса и правового положения. Нота грузинского царя в России была признана актом добровольного и полного отказа с его стороны от независимости грузинского государства. Однако, ни о чем подобном в документе не говорится: какой-бы компромиссной не казалась упомянутая нота (хотя бы по сравнению с трактатом 1783 года), она все же никак не может служить доказательством того, что грузинский царь отказывается от своих суверенных прав. «В нем вовсе не предусмотрено отречение от суверенности , т. е. – самоубийство Грузинского государства» — писал по этому поводу А. Манвелишвили[37].

Таким образом, из вышесказанного следует, что Георгий XII и не думал об отречении от престола, или упразднении после себя грузинской государственности и прекращении власти царской династии Багратионов. При этом, само понятие «подданство» (qveSevrdomoba) в упомянутую эпоху носило крайне эфемерный характер и подразумевало не только полную инкорпорацию, даннические отношения, статус вассалитета-сюзеренитета и т. д., но в том числе и истинное покровительство, при котором страна-протеже не лишалась статуса суверенного государства[38]. Стало быть, выясняется, что у грузинского царя и в мыслях не было уступать престол и тем самым бросать на произвол судьбы собственную страну. Во всяком случае, все его обращения к императору решительно исключают что-либо подобное, поскольку они скорее всего свидетельствуют об обратном.

А теперь посмотрим, насколько убедительно предположение о том, что Георгий XII добровольно «отдал» свою страну Российской империи. Допустим, что-либо подобное и вправду можно было вычитать в тексте т. н. «просительных пунктов»; но ведь хорошо известно, что этот самый документ был предъявлен императору посланниками Картли-Кахетинского царя (в частности – Гарсеваном Чавчавадзе, Элиазаром Палавандишвили и Георгием Авалишвили) в виде ноты, однако, без закрепляющей царской подписи. Далее, 17 ноября 1800 г. указанная нота была сперва опробована императором Павлом I, а затем отправлена для подтверждения Георгию XII в Тбилиси: царь должен был снова подтвердить «просительные пункты» и после этого, вместе с всенародной грамотой о желании подданства, они должны были быть доставлены обратно в Петербург. По справедливому замечанию О. Марковой, вопрос о полном присоединении Грузии в это время был уже решен, и апробация «просительных пунктов» была лишь одним из приемов искусной дипломатии[39]. В случае одобрения упомянутого документа со стороны Георгия и его закрепления царской подписью, он обретал юридическую силу. Однако, дело на этом не заканчивалось: на основании данного документа следовало подготовить и оформить новое двухстороннее соглашение, т. н. «Обоюдный императорский акт» [40].

Мы не можем знать, какую именно форму могли бы обрести присланные из Петербурга «просительные пункты», а именно – какие условия могли оказаться неприемлемыми для грузинского царя, или же – пожелал ли бы он внести какие-либо изменения в русскую версию документа. Тем более остается лишь высказывать предположение по поводу того, каким могло быть содержание его окончательного варианта. 28 декабря 1800 г. так и не дождавшись прибытия «императорского рескрипта», Георгий XII скончался. Следовательно, он не успел ознакомиться с Петербургским вариантом «просительных пунктов» и, стало быть, не ставил своей подписи. Таким образом, упомянутый документ так и не успел обрести юридической силы и остался лишь исторической реликвией, гораздо большей ценности для России, нежели для Грузии. Ввиду сложившихся обстоятельств, не удалось оформить также и официальный документ последующего соглашения – т. е. обоюдный императорский акт. Для того, чтобы – с юридической точки зрения – можно было говорить о добровольном присоединении Грузии к России, необходимо чтобы акту инкорпорации предшествовало обоюдное согласное волеизъявление заинтересованных сторон — писал по этому поводу З. Авалов[41].

Поскольку в природе не существует подобного документа, то инкорпорацию Картли-Кахетинского царства с Россией нельзя считать добровольным присоединением. Исходя из этого, с грузинского царя само собой снимается безосновательное обвинение в измене интересам собственной страны: факты свидетельствуют, что он не отрекался от престола в пользу кого бы то ни было, и не отдавал свою страну в дар Российской империи. Георгий XII умер, будучи слабым и лишенным определенных правомочий, но все же – царем, властителем реально существующего грузинского государства. Тем не менее, вопрос о его измене так и не будет исчерпан, если умолчать о том, что обычно, при неблагоприятном исходе любого события, стараются перекладывать вину на кого-то другого, одним словом – начинают искать т. н. «козла отпущения». Именно с таким случаем мы сталкиваемся в грузинской действительности начала XIX века, когда было упразднено Картли-Кахетинское царство и соответственно – прервалось многовековое царствование династии Багратионов. «Грузины обманулись в своих ожиданиях» – писал по этому поводу российский историк Н. Дубровин[42]. И в самом деле, «Не ожидали подобного от русских» — удивлялись грузины, слишком поздно уразумевшие, что русский народ, оказывается, был «тяжелым сродником; могущественные, благодаря своей многочисленности, но – крайне слабые по части вежливости и воспитанности духовной; не познающие и не признающие людей, не ценящие достоинство и добродетель, холодно взирающие, холодно чувствующие…»[43]. Но тем не менее, грузины не хотели верить, что во всем случившемся главным виновником являлась верховная власть единоверной России. В данном случае немаловажным было и то, что все преступные злодеяния Павла I искусно маскировались его же приближенными (в частности – генералами Лазаревым, Кноррингом и др.), которые, кстати, были непосредственно в этом замешаны. К примеру, в упразднении Картли-Кахетского царства генерал Кнорринг обвинял Гарсевана Чавчавадзе и Сергея Лашкарева – тайного советника российского государя (грузина по происхождению)[44].

Некоторые представители царской семьи Багратионов подозревали в измене одного только Гарсевана Чавчавадзе и обвиняли его во всех невзгодах, постигших Грузию; например, бывшего посла и полномочного представителя Картли-Кахетского царства царевич Давид упоминал не иначе, как «предателя царства и вероломного изменника отчизны своей»[45].

По словам царевича Баграта «Гарсеван Чавчавадзе преподнес императору Павлу подделанное им же фальшивое письмо, в котором говорилось о желании царя об отмене царской власти в Грузии и учреждении губернии. Услышав об этом, император утвердил прошение и лишил царских прав Давида, а затем отдал распоряжение главноуправляющему Кноррингу об установлении в Грузии российского управления»[46].

В предательстве интересов Грузинского государства Гарсевана Чавчавадзе обвиняют также царевич Иоанн и другие потомки династии Багратионов, по мнению которых он надоумил С. Лашкарева, что ликвидация царской власти в Грузии «есть огромная выгода для России»; он же посеял вражду между царевичами, а С. Лашкарев тем временем уладил все дела «в министерии»[47].

Следует отметить, что подобные сплетни вполне намеренно распространялись со стороны российских властей. Не стоит больших трудов угадать, в чем именно заключалась их цель: в частности, требовалось надоумить грузин, искать и находить виновников внутри страны, среди своих же соотечественников, чтобы не бросать тень на «безукоризненный» образ российского Государя. Эту же цель преследовала и российская историография, которая не щадя своих сил, пыталась обосновать мнение о том, что Грузия добровольно присоединилась к могучей российской империи.

Надо полагать, «добровольная» инкорпорация в состав империи является довольно-таки любопытным феноменом, ввиду чего, думаем, это событие заслуживает более подробного объяснения. Обратимся к фактам: в поисках союзника против Османской империи в регионе Южного Кавказа, российский государь Федор Иоаннович в 1585 г. отправил в Кахети своего посла Русина Данилова. Полученное от московского государя предложение о союзе и покровительстве совпадало с интересами Кахетинского царства, ввиду чего царь Александр принял его с удовлетворением. По его мнению, настал удобный момент для зашиты страны от турецкого насилия, ввиду чего было принято решение, отправить в Россию ответное посольство: кахетинский царь «полагал душу свою за Государя» и просил Федора Иоанновича принять его (со своим народом) под покровительство. «Мольбу» Александра II в России приняли с превеликой радостью. С целью уточнения условий предстоящего соглашения о взаимоотношениях, т. е. покровительственного договора, в Грузию прибыло еще одно, новое посольство. На этот раз послы получили инструкцию, не заикаться о московской инициативе и заинтересованности в сближении с кахетинским царством. Помимо разных принципиальных соображений, этого требовала и формальная сторона дела: поскольку кахетинский царь становился «покровительствуемым», то следовательно, ему и полагалось обращаться с «мольбой» и вести предварительную работу для подготовки к следующему этапу переговоров. Примечательно, что данное соображение в свое время высказал грузинский ученый Н. Бердзенишвили[48].

Таким же образом российская сторона выступала инициатором принятия Картли-Кахетинского царства под свое покровительство в 80-х гг. XVIII века. Однако, в преамбуле Георгиевского трактата, также как и в подписанной когда-то кахетинским царем Александром II «Крестоцеловальной записи», в роли просителя и впредь выступает грузинский царь. Анализ фактических материалов отчетливо подтверждает, что в процессе расширения своих владений Российская империя постоянно применяла один-единственный, «уникальный» прием: в течение нескольких лет она шаг за шагом приближалась к намеченной жертве и разными посулами и обещаниями навязывала ей мнимое «покровительство», которое со временем перерастало в ранг т. н. «подданства». Последующий этап подразумевал мероприятия по планомерному ослаблению и обессилению «подданного». Как правило, эту часть операции российская сторона выполняла с присущей ей высокой техникой и ловкостью. Под конец, ослабевшие и оказавшиеся на грани полного уничтожения подданные для спасения были вынуждены просить о вступлении в состав российской империи [49].

В этой связи весьма характерным можно считать пример Украинской Переяславской рады (1654 г.), Кабарды и др.

Любопытно, что коммунистическая советская историография, несмотря на то, что всячески осуждала российскую колониальную политику, называя царскую Россию «тюрьмой народов» и т. д., тем не менее, по существу разделяла мнение о том, что Грузия добровольно вступила в состав империи. При этом, советские историки в известной степени проявляли предосторожность при оценке колониальной политики царизма. В своих трудах они делали акцент не на истинной целенаправленной экспансии, а на положительных проявлениях этой политики в жизни завоеванных народов.

Некоторые ученые по сей день остерегаются применения по отношению к России таких терминов, как – завоевание, колонизация, русификация и т. п. По их мнению, указанные понятия содержат в себе признаки насилия и порабощения других народов, что не вполне соответствует российской цивилизации и якобы, было не характерным и для империи Романовых[50]. Во многих публикациях вместо указанной выше терминологии встречается слово относительно обобщенного содержания, в частности «освоение», что в свою очередь, лишь частично отражает сущность расширения границ Российской империи и не в полной мере объясняет характер этого явления. При этом, объективности ради следует отметить, что были также и исключения: в конце 1928 и начале 1929 гг. в Москве, во время выступления на всесоюзной конференции историков-марксистов, известный грузинский большевик и один из активных деятелей по установлению в Грузии советской власти – Ф. Махарадзе следующим образом выразился по поводу российско-грузинских взаимоотношений в XIX веке: «Я должен сказать, что «присоединение» — это выражено очень мягко, так как на самом деле это было завоевание Грузии, со всеми перипетиями: обманом, насилием и др.»[51]. Выступивший в прениях при обсуждении доклада Ф. Махарадзе, известный российский историк М. Покровский заявил: «Присоединение Грузии – это была аннексия, насильственный захват по всей форме. Что будто бы русские охраняли Грузию, пришли защищать ее – это такая же голая ложь и лицемерие, как то, что мы охраняли Болгарию. Болгария была задунайской губернией для России, была доступом к Константинополю, потому что оттуда легче было действовать, чем через Бессарабию. Тут было то же самое. Грузия была плацдармом для обходного движения вдоль берега Черного моря… в прошлом мы, русские, величайшие грабители, каких можно себе представить»[52].

В настоящее время, когда история в Российской федерации является частью политики, а инструментализация прошлого широко используется и в отношениях с другими странами, вновь ожила идея «добровольного присоединения, вернув себе при этом былую значимость.

На официальном вебсайте Министерства Иностранных дел России под общим заголовком «О роли России в поддержании политического равновесия в Европе» был размещен очерк «Грузия»[53], который касается русско-грузинских взаймоотношений за определенный период времени, в частности – с 60-х гг. XVIII в. до начала XIX в. и отражает перипетии сближения двух стран со времен, предшествующих Георгиевскому трактату до инкорпорации Грузии в состав Российской империи. На первый взгляд, щедро пропитанный архивными документами этот очерк производит впечатление академического исследования, однако на самом деле это всего лишь политический текст, русская политическая модель истории присоединения Грузии к России, которая, по-видимому, является руководством в области взаимоотношений с Грузией как для российского дипломатического корпуса, так и для других государственных структур. Надо полагать, что точка зрения политического ведомства и для российских историков является своеобразной догмой, в пределах которой надлежит определять глубину исследования и степень свободного освещения данной проблемы.

Примечательно, что инкорпорацию Грузии в состав Российской империи столь же тенденциозным образом освещает и универсальная русская энциклопедия Wikipedia. Согласно ее информации, Павел I принял решение об упразднении Картли-кахетинского царства только после кончины Георгия XII (После смерти царя Павел I принял решение об упразднении Картали-Кахетинского царства»)[54], что, разумеется, не соответствует действительности.

В нашем конкретном случае политическая интерпретация фактов или событий крайне отдалена от реальности и на самом деле является полной ее фальсификацией.

Попробуем обратиться к историческим источникам, которые свидетельствуют об обратном. Согласно сведениям достоверных первоисточников, с целью инкорпорации Картли-Кахетского царства в состав российской империи при дворе Павла I были представлены на рассмотрение два проекта: первый – на основании неоднократно упоминаемых выше т. н. «просительных пунктов» Георгия XII и второй – по единоличной воле императора и при использовании армии. Над первым проектом работали в дипломатическом ведомстве империи, а над вторым – в военных кругах. Предполагалось, что со временем развитие событий покажет, которому из них следует отдать предпочтение, который из двух проектов станет предметом практического воплощения.

Известный факт, что одно время Павел I отдавал предпочтение первому варианту проекта, хотя активные подготовительные работы велись также и в другом направлении. В обоих случаях было решено особым образом отметить завершение всех работ по данному делу.
Более того, в честь предстоящего события, т. е. вступления Грузии в состав Российской империи, вице-канцлер Куракин составил специальный план пышной театрализованной церемонии.

Согласно первому варианту, на основании одобренного и утвержденного Георгием XII текста «просительных пунктов» (который грузинские послы должны были доставить из Тбилиси в Петербург) было намечено составление официального двухстороннего Российско-Грузинского соглашения. Было решено, что торжественный церемониал подписания данного документа состоится в императорском дворце. К назначенному дню старательно готовился и сам император Павел I: по этому случаю он специально заказал для себя далматик (традиционное царское одеяние грузинских Багратидов во время приема иностранных дипломатов), чтобы принять грузинскую «депутацию» подобающим образом, то есть – соответственно принятым в Грузии традициям[55]. Однако события стали развиваться неожиданным образом. Современник и соучастник всего происходящего П. Бутков (в 1801-1802 гг. он состоял в должности начальника Канцелярии главноуправляющего Грузией), который позднее опубликовал объемистый труд по истории Кавказа, писал, что истинные причины столь неожиданного изменения ситуации так и остались неизвестными, однако тут же добавляет: «По напряжениям, какия явствуют в повелениях императора Павла о присоединении Грузии под Российскую державу, с жертвами для того, только значительными, заключать можно, что сей край представлялся ему достаточным вознаградить его усилия (говорят, император Павел хотел Грузиею заменить Мальту, Англичанами удержанную, вручив ее кавалерам св. Иоанна Иерусалимскаго)»[56].

17 декабря 1800 г., когда грузинские уполномоченные еще были в дороге, направляясь в Петербург, в Государственном совете рассматривался вопрос о дальнейшей судьбе Картли-Кахетинского царства[57]. Было представлено несколько соображений, в частности, — генералы указывали на политические и коммерческие ценности присоединения означенной страны, а граф Мусин-Пушкин (вице-президент Горной коллегии АН России), представив императору документ «О удобствах и выгодах присоединения, при теперешних обстоятельствах к державе Российской»[58], в своем докладе убеждал верховную власть в предстоящей выгоде эксплуатации богатых природных месторождений Грузии и т. д.

Исходя из российско-грузинских взаимоотношений, «российские политики, тщательно изучив Грузию, с точностью оценили ее роль и значение в политике Ближнего Востока, исследовали богатство недр Грузии и рассчитали его экономическое значение; и если в 1770 году попытка генерала Тотлебена — завоевать Грузию, выглядела беспочвенной затеей, то теперь что-либо подобное для этих же политиков казалось реальным благом»[59] – писал по этому поводу Н. Бердзенишвили. А по мнению А. Манвелишвили, необходимость аннексии Грузинского государства была обусловлена следующими обстоятельствами (вне сомнения, исходящими, из имперских интересов России): «1. Грузия может обеспечить Кавказскую линию обузданием налетов горских народов; а в случае возникновения беспорядков, оттуда можно получить запасы продовольствия; 2. В лице Грузии к империи присоединяется богатая и изобильная природными ресурсами страна; 3. Открывается обширное поле к торговле персидской и индийской; 4. С военной точки зрения, в случае разрыва с Портой, будет обеспечен Анатолийский фронт»[60]. По рассмотрении вопроса в Государственном Совете было принято решение об аннексии Восточной Грузии.

18 декабря 1800 года Павел I, не дождавшись возвращения послов из Грузии, еще при жизни Георгия XII подписал манифест об упразднении Картли-Кахнтинского царства и присоединении последнего к Российской империи. Со слов О. Марковой «В Петербурге не стали стесняться нормами «международного права» и ждать нового подтверждения просительных пунктов царем Георгием и всенародной грамоты»[61].

Некоторое время означенный документ держали в тайне, лишь спустя месяц он был официально обнародован в Петербурге, а немногим позже – 16-17 февраля 1800 года его содержание стало известно грузинскому населению. Однако это не означает, что манифест не был задействован до этого момента: начальнику Кавказской военной линии генералу Кноррингу манифест был препровожден сразу после его подписания императором; к тексту прилагалась соответствующая инструкция для дальнейших действий. Генерал с максимальным усердием выполнил задание и после кончины Георгия XII не допустил на царский престол его преемника. Царевич Давид напрасно надеялся, что в этом нет ничего особенного, и что вскоре ему будет предоставлен полагающийся ему царский престол: «С обычным скептицизмом Давид рассчитал, что для русских было бы гораздо легче возвести его на престол, чем свергнуть с престола»[62]. В своем письме от 4 января 1804 г. к младшему брату – Баграту он писал: «Я очень надеюсь, что Государь нас не обидит… будь уверен… царство принадлежит нам»[63]. Однако его не только отстранили от престола, но и отняли всю страну, объявив ее частью Российской империи. Таким образом было покончено с последним восточногрузинским государством – Картли-Кахетским царством.

Мы не намерены обсуждать содержание манифеста, а лишь отметим, что это было не добровольное присоединение, а именно грубое насилие, третирование грузинского народа, крайняя несправедливость и пренбрежение международного права. Павел I нарушил все соглашения, заключенные между Россией и Грузией (в том числе – Георгиевский трактат 1783 г., возобновленное соглашение 1799 г.) и самовольно ликвидировал Картли-Кахетинское царство.

В актах, собранных Археографической Комиссией, сохранилось несколько весьма важных документов, наглядно свидетельствующих о том, что российские имперские власти осуществили аннексию Картли-Кахетского царства и военным путем захватили страну.

15 ноября 1800 г. Павел I обратился к командующему Кавказской линией генералу Кноррингу с секретным поручением: уточнить, какое количество войск потребуется прислать дополнительно (помимо уже расположенных там 4-х батальонов) в Восточную Грузию «для ее занятия»[64]. В свою очередь, Кнорринг поручил генералу Лазареву, составить рапорт по этому вопросу. За короткое время Лазарев подготовил соответствующую информацию с указанием тех основных стратегических пунктов, в которых при необходимости следовало разместить российские полки для оккупации грузинского царства. Были также предприняты практические меры в этом направлении: в декабре месяце 1800 г. с Кавказской военной линии по направлению к Тбилиси начали отправлять новые подразделения, оснащенные артиллерийским орудием. В частности, в Грузию были препровождены: два батальона Кавказского гренадерского полка (из них первый под командованием подполковника Симоновича, а второй – генерал-майора Тучкова), Тбилисский мушкетерский полк под командованием генерал-майора Леонтьева и Донской казачий полк[65]. Вопрос казался огромной важности, поскольку несмотря на тяжелые, морозные условия, в январе, среди глубокой зимы, невзирая на возможную опасность, российские власти поспешили оперативно переправить через Кавказский хребет в Грузию дополнительные войска. В этой связи весьма любопытно, что вместо полагающегося согласно Георгиевскому трактату военного подразделения из 6-ти тысяч солдат, о присылке которого долгое время почти безуспешно просили и умоляли грузинские цари, в январе 1800 г. Территорию Картли-Кахетинского царства наводнили и оккупировали 10 тысяч российских солдат[66].

На этот раз российские полки и батальоны спешили в Грузию отнюдь не для оказания помощи маленькой стране: вступившая в Картли-Кахетское царство российская армия для грузинского народа уже не являлась спасительной и поддерживающей военной силой, она была именно оккупационной армией. Свидетельством тому служит отчуждение и противостояние, мгновенно возникшее во взаимоотношениях между российскими военными и местным населением.

В ноябре 1799 г. появившееся в Тбилиси подразделения российских войск люди встречали с радостью и восхищением, поскольку эти войска вступили на грузинскую землю по просьбе и по приглашению царской власти. В представлении грузинского народа это были союзнические войска, присланные единоверной Россией в помощь и поддержку Грузии, в защиту от мусульманских захватчиков. По словам очевидца, в то время тысячи жителей «спешили к городской окрайне, чтобы своими глазами увидеть вступление российских отрядов… Выстрелы из пушек и звон колоколов во всех церквах оповещали народ о наступлении всеобщего праздника. Людские потоки, восторженные приветствия дополняли эту волнующую картину братского и дружеского приема и выражали искреннюю преданность России»[67].

Не следует забывать и о том, что в то время военные командиры внушали своим солдатам, что они обязаны оказать помощь грузинскому народу в борьбе за освобождение от мусульманских агрессоров. Именно поэтому солдатам полагалось относиться к местным жителям благосклонно, смотреть на них, как на своих ближних, всячески оказывать им поддержку и разделять с ними горе и радость.

Но спустя всего лишь год после этих событий русский солдат спешил в Грузию совсем с другими стремлениями, другими интересами и мотивацией: на этот раз он был призван завоевать и покорить эту страну. Изменившиеся цели и новые задачи соответственным образом определяли поведение и характер действия солдат. По заявлению самого генерала Лазарева «Солдаты оскорбляют местных жителей, похищают домашний скот, птицу, воруют фрукты, разоряют сады, огороды, виноградники; после того, как напьются влоск, они засыпают землей винные кувшины. Вот до чего доходит их злонравие и неблагоразумие»[6]8. Стало быть, отношение грузинского народа к подобной армии, на сей раз – армии завоевателей и оккупантов, должно было измениться и разумеется, изменилось к худшему.

В исторической памяти уроженцев нагорной части Восточной Грузии сохранилась картина, отражающая одну из первых встреч с российским военным подразделением: «В первый раз, вступив в Грузию, российские войска устроились на привал в селении, расположенном поблизости от Кавказского хребта. Местные жители встретили их радушно, освободили свои жилища, предоставив их на ночлег российским военным; им же оставили провизию на двое суток, а сами расположились в палатках. После того, как отдохнули вдоволь, солдаты снялись с места и отправились в сторону Тбилиси. Вернувшись в свои дома, грузины ужаснулись увиденному: в домах намусорили, винные кувшины бросили без крышек, все что могли – выпили, остальное же осквернили.

В том селении проживал один ткач, который, глядя на свое разоренное жилище, воскликнул в сердцах: «vai, Sen Cemo safeiqro, masrafo da masramaqo, da me misi … vinc pirvelad rusi aqo!@ (Ох, горе вам – моя ткацкая, мои шпульки и челнок, да я его … кто первым похвалил русских!)[69]. Отныне появление российских войск, пользующихся когда-то любовью и уважением грузинского народа, воспринимающего их в качестве спасительной силы, вызывало только отвращение и негодование, поскольку та же армия уже считалась военной силой империи, которая пыталась установить и укрепить в Грузии колониальный режим.

В начале марта 1801 г. в Петербурге была утверждена структура нового, губернского управления Восточной Грузии (бывшего Картли-Кахетского царства). Сенат вынес решение о назначении Кнорринга генерал-губернатором. Несмотря на это, Павел I , который так спешил видеть Грузию в пределах имперских границ, так и не дождался воплощения своей, как оказалось – последней мечты: 11 марта 1801 года император был умерщвлен вследствие заговора, при непосредственном участии его же сына наследника – Александра.

Новый император особо не противился политике Павла I по отношению к Грузии, хотя признавал, что в решении «участи Грузии» можно было разглядеть целый ряд несоответствий и незаконностей. Будучи гораздо умнее и рассудительнее своего предшественника, Александр I не исключал, что подобная форма инкорпорации Картли-Кахетского царства могла вызвать определенные осложнения на международной арене. В отличие от своего отца, Александр старался замаскировать имперские стремления России и представить присоединение Восточной Грузии не как аннексию, а как заботу о своем подданном единоверном грузинском народе; одним словом, ему требовалось «изыскать оправдательные мотивы» своих предосудительных действий. Именно этим и объясняется тот фарс, который он разыграл сразу после вступления на престол.

И не думая об отмене манифеста Павла I (от 18 декабря 1800 г.), Александр, тем не менее, поставил вопрос Грузии предметом обсуждения Государственного Совета. Вне всяких сомнений, император лицемерил, обращаясь к членам Совета с вопросом: «Не учинится ли несправедливость законным наследникам грузинского престола с присоединением Грузии?»

Примечательно, что даже представители т. н. «Негласного комитета», члены совета – графы А.Воронцов, В. Кочубей и др., принадлежавшие к кругу близких друзей императора (настолько близких, что Александр, как известно, мог благосклонно выслушивать от них противоположные взгляды), не посмели сказать горькую правду своему императору и уклонились от прямого ответа. Тем не менее, эти «государственные мужи», прекрасно осведомленные в вопросах правовой сферы, безусловно, видели, что вследствие проявленного со стороны России насилия грубо нарушался принцип легитимизма. Им также хорошо было известно, что династия Багратидов владела своей властью на вполне законных основаниях, «божьей волею», и что главное – ни царь, ни его наследник никогда не отказывались от престола. Тем не менее, сообразительные подчиненные так и не посмели открыто высказать императору всю правду по данному вопросу. А Государственный совет, в свою очередь, растолковал, что изъявленное представителями грузинского народа желание «быть подданными российскими … устраняет от предприятия сего всякий вид несправедливости»[70], и решила рассмотреть проблему не в этом аспекте, а исключительно с точки зрения прибыльности для империи.

Для пущей убедительности принятого по грузинскому вопросу решения Александр I в мае 1801 г. отправил генерала Кнорринга в Тбилиси с чрезвычайной миссией. В частности, Кноррингу было поручено «выяснить», насколько жизнеспособно Картли-Кахетское царство и обладает ли оно способностью существовать самостоятельно. Помимо всего, присланный из Петербурга сей «эксперт» должен был установить, действительно ли просьба о вступлении в подданство империи основана на волеизъявлении и искреннем желании грузинского народа.

Кнорринг должен был создать видимость, что российские власти присоединяют Грузию не в интересах самой России, а для «мирной жизни и безопасности грузинского народа». В этой связи ему было дано особое указание: политическую волю России по упразднению грузинского царства генерал в своей докладной записке был обязан представить, как желание всей грузинской общественности. На самом деле в секретном рескрипте от императора было отмечено следующее: «Достоинство империи, безопасность наших границ, виды Порты Оттоманской, покушения и порывы горских народов, все уважения собственных России польз от давних времен заставляли правительство помышлять о сем происшествии и желать сего события. Измеряя существо его единственными нашими выгодами, мы не можем не признать всей их силы»[71].

Следует признать, что Кнорринг весьма оперативно справился с поставленной перед ним задачей и вскоре, 28 июля, Александр I уже получил из Тбилиси желанное заключение: в докладной записке услужливого генерала подчеркивалось, что Картли-Кахетское царство не способно существовать самостоятельно, и его «спасение» — только лишь в упразднении царства и присоединении к России, с чем якобы полностью согласны все слои грузинского населения.

Любопытно, что никто из членов Государственного Совета так ни разу и не заинтересовался обязательствами, взятыми на себя российской стороной по отношению к Грузии еще со времен заключения Георгиевского трактата (в 1783 г.), или же – возобновленной его редакции (1799 г.). Вопрос стоял ребром: «либо бросить Грузию на произвол судьбы, либо – совершить ее полную инкорпорацию». Как отмечал З. Авалишвили, «Tertium non datur»[72].

Совет также не потрудился рассмотреть, что именно подразумевали Георгий XII и «его народ» под столь нашумевшим термином – «подданство», засвидетельствованном в тексте «просительных пунктов»; в частности – означало ли все это отказ от собственной государственности и т. д. Между тем, при желании, это было совсем несложно выяснить. Прибывшие к тому времени в Петербург грузинские уполномоченные, вместе с «депутацией грузинских дворян» (принять которых Павел I намеревался в условиях торжественной аудиенции), предъявили верховным властям России новую ноту от имени своего царя и всего грузинского народа. Следует отметить, что в ноте также содержались ответы на все вопросы, поставленные перед генералом Кноррингом, якобы для «выяснения» которых он так усердно трудился, не говоря уж о поступивших на рассмотрение Совета еще двух других документах: имеются в виду письма царевича Давида и царицы Дареджан (вдовы Ираклия II); в первом из них было изложено требование по утверждению на престол, а во втором – царица просила сохранить Картли-Кахетское царство в условиях Георгиевского трактата.

Известно и то, что царица Дареджан всеми силами старалась добиться воцарения своего сына Юлона, царевич же Давид выдвигал свои права на престол; однако, непреложный факт и то, что требования представителей царской семьи, безусловно, совпадали в одном, в частности – касательно пункта о сохранении царских полномочий и неприкосновенности престола. К сожалению, как уже было сказано, никто не стал считаться с этими требованиями, равно как и соображениями, засвидетельствованными в ноте, которую привезли с собой грузинские уполномоченные.

Объективности ради следует отметить, что в отличие от Совета, члены т.н. «Негласного Комитета» отнеслись с недоверием к заключениям генерала Кнорринга по поводу того, что присоединение Грузии к России единодушно поддерживается и претендентами на престол, и всем грузинским населением: «Как народ грузинский, разсеянный в малых селениях, и дворяне, вечно разделенные на разныя партии, могли подобное единодушие в сем случае изъявить?»[73] удивлялись они и в довершение заявляли: Трудно представить, что все царские сыновья, имеющие полные права на престол, с легким сердцем отказываются от него?! Однако, никто не стал заботиться и утруждать себя перепроверкой данных обстоятельств.

Озвучивая соображение Негласного комитета, исходя из государственных интересов Российской державы, А. Воронцов и В. Кочубей утверждали, что для империи невыгодно дальнейшее расширение границ, которые и без того «изнурительно защищать», было бы разумнее сохранить Грузию в рамках «покровительства», нежели присоединять ее. В случае же инкорпорации, будет намного сложнее защищать ее территорию, и вместе с тем – обойдется дороже, чем прежде. Поэтому, считали они, будет лучше, «оставить Грузию на том самом основании, в каковое поставила оную императрица Екатерина Вторая»[74]. По мнению членов Негласного комитета, справедливым решением рассматриваемого вопроса было бы сочетание воли и желания Грузии с интересами Российской империи, иными словами – «чистосердечное выполнение» уже имеющегося между двумя этими странами соглашения[75].

Последнее, заключительное заседание Государственного Совета состоялось 8 августа 1801 г. Преимущество сторонников инкорпорации Грузии, помимо их численного превосходства, заключалось в поддержке императора. Решение, принятое Павлом I, осталось неизменным. Никто не стал вспоминать и идею «обоюдного акта»; между тем, согласно положениям международного права, «для того, чтобы добиться свободного, добровольного присоединения, государство, которое отказывается от своей независимости, обязано придать формальный вид подобному волеизъявлению. А для этого требуется билатеральная (т. е. двусторонняя) конвенция»[76].

Обоюдное соглашение между империей и ее подданной страной, со слов З. Авалишвили, было бы показателем слабости или крайне высокой политической культуры первого из них[[77]]. Поскольку в начале XIX века Россия не могла похвастать высокой политической культурой, а проявить слабость Александр I не желал и подавно, то следовательно, грузинский вопрос был решен не на основании взаимного соглашения, а «по праву сильнейшего», т. е. согласно З. Авалишвили, — путем «простой аннексии» (annexion pure et simple)[[78]]. Аналогичной позиции по данному вопросу придерживается и российский ученый О. Маркова: «Присоединение Грузии к России… было аннексией по существу, хотя и в оболочке «добровольности»[79].

12 сентября 1801 г. был обнародован манифест Александра I, в силу которого Картли-Кахетское царство навсегда лишилось государственности. Императорский манифест был полон заискивания и лицемерно провозглашал: «Не для приращения сил, не для корысти, не для распространения пределов и так уже обширнейшей в свете Империи приемлем Мы на себя бремя управления царства Грузинского; единое достоинство, единая честь и человечество налагают на Нас священный долг, вняв молению страждущих и отвращение их скорбей, учредить в Грузии Правление, которое могло бы утвердить правосудие, личную и имущественную безопасность и дать каждому защиту закона»[80].

Следует отметить, что на заседании Государственного совета вопрос о судьбе Картли-Кахетского царства обсуждался без участия грузинских послов: они узнали о нем лишь после его оглашения в Петербурге. Грузинские уполномоченные – Г. Чавчавадзе, Г. Авалишвили и Э. Палавандишвили выразили протест против подобного обмана, обратившись к вице-канцлеру А. Куракину нотой, в которой в частности было сказано: «…Принятие Грузии обнародовано, манифест об этом составлен и утвержден, нам же ни о чем ни от кого не было дано знать, — ни о принятии Грузии, ни о составлении манифеста, пока все это не было закончено… посторонняя публика и мы, одновременно узнали об этом»[81].

В мае 1801 года, еще задолго до того, как новый манифест был обнародован в Тбилиси, Кнорринг устранил царевича Давида от управления страной, учредив здесь временное правительство, председателем которого был назначен генерал Лазарев.

Лишь спустя семь месяцев, 12 апреля 1802 года в Тбилиси, в Кафедральный Сионский собор были созваны знатные грузинские дворяне и члены царской семьи для ознакомления с текстом упомянутого выше манифеста. В окруженном российскими военными (приведенными, между прочим, в боевую готовность) соборе собравшимся объявили об упразднении грузинского царства и установлении российского управления в стране, после чего всех заставили поклясться в верности российскому императору.

Сионский собор и его прихожане и до этого неоднократно подвергались разным испытаниям во время вражеских нашествий, но обычно, в таких случаях им угрожали неверные, чужеродные завоеватели, заклятые враги. А в тот день во дворе храма собрались военные подразделения единоверной страны – православной России. При этом, упомянутые войска отнюдь не являлись пассивными зрителями этого театрализованного мероприятия: у них был приказ, в случае возникновения осложнений, незамедлительно открыть огонь. К примеру, когда некоторые князья, в знак возмущения и протеста, потянулись за мечами, они тотчас же были схвачены.

Так завершилась инкорпорация Картли-Кахетинского царства империей Романовых, которая, фактически, совершила его аннексию гораздо раньше, задолго до этих событий. По отношению к Грузии империя действовала по привычной схеме: «Всякого рода завоевание территорий, всякого рода насилие, угнетение со стороны царизма проходили исключительно под знаком просвещения, либерализма и освобождения народов»[82].

В 1901 году исполнилось 100 лет со дня упразднения Картли-Кахетского царства и объявления Восточной Грузии российской губернией. Колониальная администрация Кавказа изо всех сил старалась отпраздновать знаменательную «юбилейную» дату. Органам прессы было поручено, изобразить обстановку в таком ракурсе, как-будто столетний юбилей присоединения Грузии к России праздновало само грузинское население. Газета «Кавказ», а также официальные периодические издания в Москве и Петербурге без зазрения совести утверждали: с тех пор как столетие назад Грузия добровольно открыла российским солдатам Дарьяльские ворота, якобы русские и грузины живут в мире и согласии и им нечего делить.

В свою очередь грузинская аристократия, ухватившись за идею «добровольного присоединения», охотно подключилась к праздничному хороводу; представители дворянского сословия надеялись на то, что поступая таким образом, они могли рассеять распространенное во всей России мнение о грузинском сепаратизме. С другой стороны, в связи с «юбилеем» император, в знак своей милости, мог пожаловать Грузии если не земство или институт присяжных заседателей, то хотя бы высочайшее разрешение на открытие в Тбилиси университета.

Следует отметить, что грузинский народ не принимал никакого участия в этом шоу. Более того, прогрессивная интеллигенция с возмущением встретила этот постыдный «юбилей». Издательская группа газеты «Цнобис пурцели» планировала организовать демонстрацию протеста, но под конец остановила свой выбор на распространение прокламаций. В «торжественные» дни (25-29 сентября 1901 года) в Тбилиси, Телави и в других крупных городах страны появились прокламации от имени «Комитета грузинских национал-демократов». В них осуждалась насильственная политика России и единственным путем спасения родины было признано восстановление потерянной свободы; «В целях благосостояния грузинского народа необходимо восстановление политической свободы Грузии, поскольку основной причиной нашего падения является владычество российских властей в Грузии. Имперская власть добивается полного уничтожения нашего народа. Грузины обязаны твердо помнить об этом и готовиться к защите национальных интересов»[83] – говорилось в одной из этих прокламаций.

Не стоит скрывать, что в 1900-1917 гг. идею добровольного присоединения Грузии к Российской империи широко использовали также и предводители грузинского национально-освободительного движения[84]. Но они были убеждены, что это относится только к Георгиевскому трактату, заключенному в 1783 г., а не к акту 1801 года, когда Российские власти, вероломно нарушив принцип добровольности, грубо лишили грузинский народ национальной свободы. Когда речь заходила о добровольном вступлении Картли-Кахетинского царства под покровительство Российской империи, грузинские деятели в основном делали акцент на историческом праве «отделения» (от империи) и при этом указывали, что согласно Трактату, Грузии была гарантирована внутренняя автономия. Поскольку автономия (хотя бы ограниченная) была общепризнанной формой национально-государственного существования, то грузинский народ, обосновывая свое неминуемое право именно на упомянутое выше соглашение, выдвигал совершенно справедливое требование о восстановлении собственной государственности.

Отар Джанелидзе

________________________________________

[1] Н. Бердзенишвили, Присоединение Грузии к России, Вопросы истории Грузии, кн. II, Тб., 1965, с. 229 (на груз. яз.).

[2] И. Чавчавадзе, Сто лет назад (Первое вступление российских войск в Тифлис). Избранные сочинения, т. 4, Тб., 1987, с. 179 (на груз. яз.).

[3] О. Маркова. Россия, Закавказье и международные отношения в XVIII веке, М., с. 3.

[4] Ив. Джавахишвили. Русско-грузинские взаимоотношения в XVIII веке. Тб., 2006, с. 44 (на груз. яз.).

[5] П. Бутков. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 год, кн. II, СПБ, 1869, с. 463-464.

[6] АКАК, т.I, с. 426.

[7] Архив Государственного Совета, т. 3, СПБ, 1878, с. 1197.

[8] П. Иоселиани. Жизнь Георгия XIII, Тб., 1978, с. 152-153 (на груз. яз.).

[9] Там же, с. 152.

[10] О. Джанелидзе. Грузинский вопрос в Петербурге. Литературная Грузия, №1, 2003, с. 49-50.

[11] Ив. Джавахишвили. Политическое и социальное движение в Грузии XIX века. Грузинский язык и литература в школе, 1986, №2-3, с. 146 (на груз. яз.).

[12] М. Думбадзе. Из истории борьбы грузинского народа против колониальной политики царизма. – Вестник Отдела Общественных наук АН Грузинской ССР, №5, 1963, с. 72.

[13] АКАК, т. I, с. 189.

[14] АКАК, т. I, с. 559.

[15] М. Ю. Лермонтов. Сочинения, т. I, М., 1988, с. 594.

[16] Музей Грузинской литературы, фонд Шалвы Амиреджиби, д. №26960/27, с. 44.

[17] П. Иоселиани, Жизнь Георгия XII…, с. 91.

[18] Ф. Цагарели, Грамоты и другие исторические документы XVIII столетия, относящиеся до Грузии, т. II, вып. СПБ, 1902, с. 287.

[19] П. Иоселиани, указ. соч., с.91.

[20] А. Цагарели, Упомянут. изд., с. 287.

[21] П. Иоселиани, указ. соч., с. 91.

[22] З. Цкитишвили. Государственная деятельность Гарсевана Чавчавадзе, Тб., 1982, с. 150 (на груз. яз.).

[23] Там же, с. 150.

[24] Н. Дубровин. История войны и владычества русских на Кавказе, т. 3, СПБ, 1886, с. 239.

[25] М. Хелтуплишвили. Вступление Грузии в состав Российской империи, Кутаиси, 1901, с. 35.

[26] АКАК, т. II, c. 157.

[27] Ш. Амиреджиби. Люди и деяния, журн.. «Кавкасиони», Париж, 1930, книга четвертая, с. 51 (на груз.
яз.).

[28] Р. Ломинадзе. Установление российского владычества в Грузии, Тб., 2000, с. 110 (на груз. яз.).

[29] З. Авалов, Присоединение Грузии к России. СПб, 1901, с. 192.

[30] А. Манвелишвили. Россия и Грузия, т. 1, Париж, 1951, с. 174 (на груз. яз.).

[31] АКАК, т. 1, с. 177.

[32] П. Бутков. Указ. соч., с. 462.

[33] Р. Ингило. Положение грузинского царства перед вступлением России, журн. «Кавкасиони», Париж, 1932, книга восьмая, с. 19-20 (на груз. яз.).

[34] Л. Алексидзе. Грузино-русские международно-правовые отношения в XV-XVIII вв., Тб., 1983, с. 178 (на груз. яз.).

[35] Ив. Джавахишвили. Отношения между Россией и Грузией в XVIII веке, Тб., 2006, с. 45 (на груз. яз.).

[36] А. Цагарели. Грамоты… , т. II, вып. II, с. XXXVII.

[37] А. Манвелишвили. Указ. соч., с. 173-174.

[38] Л. Алексидзе. указ. соч., с. 178.

[39] О. Маркова. Присоединение Грузии к России в 1801 году, Историк-марксист, 1940, №3, с. 78.

[40] П. Иоселиани. Указ. соч., с. 95; П. Бутков. указ. соч., с. 463.

[41] З. Авалов. Присоединение Грузии к России, с. 187.

[42] Н. Дубровин. История войны и владычества…, т. III, с. 429.

[43] П. Иоселиани. Указ. соч., с. 201.

[44] З. Цкитишвили. Указ. соч., с.167.

[45] Материалы для истории Грузии, собранные царевичем Давидом и его братьями, Тифлис, 1905, с. 97 (на груз. яз.).

[46] Н. Гигинашвили. Политическая деятельность царевичей Багратиони в первой трети XIX века, Тб., 2007, с. 39 (на груз. яз.).

[47] З. Цкитишвили. Указ. соч., с. 164-168.

[48] Н. Бердзенишвили. Из истории русско-грузинских взаимоотношений на рубеже XVI-XVII вв.. Вопросы истории Грузии, IV, Тб., 1967, с. 12-2 (на груз. яз.).

[49] М. Самсонадзе. Начало колониального управления в Грузии, — Очерки российской колониальной политики в Грузии, кн. 1, Тб., 2007, с. 37 (на груз. яз.).

[50] http://russkisam.narod.ru/11-13.htm

[51] Труды Первой Всесоюзной конференции историков-марксистов, т.I, М., 1930, с. 485-486.

[52] Там же, с. 494-496.

[53] http://www.мid.ru/ns-arch.nsf/iddvidbul.

[54] http://ru.wikipedia.org/wiki/Багратиони

[55] Н. Дубровин, Георгий XII, последний царь Грузии, и присоединение ее к России, СПБ., 1987, с. 184-185.

[56] П. Бутков. Указ. соч., с. 463.

[57] М.Хелтуплишвили.Указ.соч.с.41.

[58] М. Кикодзе. Экспедиция графа Мусин-Пушкина в Грузию (1799-1805), журн. «Клио», 1999, №4, с. 80 (на груз. яз.).

[59] Н. Бердзенишвили. Грузия во второй половине XVIII века. Вопросы истории Грузии, кн. VI, Тб., 1973, с. 473 (нагруз. яз.).

[60] А. Манвелишвили. Указ. соч., с. 180.

[61] О. Маркова. Указ. соч., с.79.

[62] Ш. Амиреджиби. Дела и люди, журн. «Кавкасиони», Париж, 1930, книга 4, с. 57 (на груз. яз.).

[63] Давид Багратиони. Письма, Тб., 2006, с. 45 (на груз. яз.).

[64] АКАК, I, с. 177.

[65] П. Бутков. Указ. соч., с. 466.

[66] Тамар и Акакий Папава. Мария – последняя царица Грузии, Буэнос-Айрес, 1956, с. 130 (на груз. яз.).

[67] Очерки Истории Грузии, т. IV,Тб., 1973, с. 598.

[68] Ал. Пронели. Восстание в Кахети,Тб., 1907, с. 39 (на груз.яз.).

[69] О. Джанелидзе. Грузия и российские войска – Очерки российской колониальной политики в Грузии, кн.2,Тб., 2008, с. 81 (на груз. яз.).

[70] Архив Государственного Совета, т. III, СПБ,1878,с. 1191.

[71] О. Джанелидзе. Указ. статья, с. 52.

[72] З. Авалов. Указ. соч., с. 218.

[73] О. Джанелидзе. Указ. статья, с. 55.

[74] Архив Государственного Совета, т. III, с. 1200-1207.

[75] З. Авалов. Указ. соч., с. 234.

[76] М. Хундадзе. Вопрос Грузии с точки зрения международного права, журн. «Кавкасиони», Париж, 1929, кн. 1-2, с. 113 (на груз. яз.).

[[77]] З. Авалов, Указ. Соч. с. 251.

[[78]] Тамже, с. 249

[79] О. Маркова. Указ. соч., с. 91.

[80] АКАК, т. I, с. 433.

[81] Ц. Каландадзе. Царевичи
Давид и Баграт Багратиони по поводу присоединения Грузии к России, исторический альманах «Клио», 1999, №5, с. 91 (на груз. яз.).

[82] Маркс К., и Энгельс Ф., Сочинения, изд. II, т. XXII, с. 259 (на груз. яз.).

[83] История Грузии. ХХ век. Изд. Тбилисского Государственного Университета, Тб., 2003, с. 19 (на груз. яз.).

[84] О. Джанелидзе. Очерки из истории национал-демократической партии Грузии, Тб., 2002, с. 96-100 (на груз. яз.).

ОККУПАЦИЯ ИМЕРЕТИИ

После падения Картли-Кахетинского царства центр сопротивления переместился в Имеретию – самую крупную пока не подчинившуюся России часть Грузии (81).

В феврале 1803-го года Цицианов получает тайное распоряжение российского императора о «приобретении Имеретии с княжеством Дадиановским, Мингрелиею и Гуриеловским, когда к тому удобный случай представится». В этом распоряжении император даёт своё согласие на применение военной силы в том случае, если грузины окажут сопротивление (82).

В более позднем распоряжении Цицианову император уточнил детали операции: сначала надо было занять Имеретию а после этого – Мингрелию, но в конце сделал снисходительную приписку: «а впрочем оставляется вам совершенная свобода, Мингрелию-ли прежде занять, или начать Имеретиею» (83).

Единственное, что удерживало Россию от начала операции — опасение вызвать гнев Турции (84), «поелику сие царство» (Имеретинское) находилось «хоть под слабым, но покровительством Порты Оттоманской» (85).

Но было очевидно, что этот фактор постепенно теряет значение, и недалёк тот день, когда турецкое покровительство уже не помешает действиям России в Имеретии. (86).

Понимая нависшую над его царством угрозу, последний царь Имеретии Соломон решает заключить с Российской империей договор о переходе Имеретии под покровительство России. Договор, аналогичный Георгиевскому трактату, должен был гарантировать неприкосновенность царского имеретинского трона и помочь Соломону в борьбе с мятежными князьями.

В марте 1804-го к Цицианову прибывает делегация с предложением Соломона II о принятии его в российское подданство «лишь бы милосердие Его Императорского Величества к нему позволило ему иметь надежду остаться царём». «Я в оном дерзнул их обнадёжить» — сообщает о своём ответе Цицианов. (87).

Присягнуть на верность российскому царю Соломон должен был 20-го марта 1804-го года. Но неожиданно Цицианов связал эту процедуру с необходимостью подписания составленного им лично документа с «просительными пунктами от лица царя Соломона к Его Императорскому Величеству». Имевшиеся в документе пункты были для Соломона невыполнимы, и он подписывать документ отказался. Присяга не состоялась.

Получив эту информацию, Цицианов принимает решение о начале ввода войск в Имеретию (88).

25-го апреля Цицианов рапортовал российскому императору, что Имеретия присоединена к Российской империи и что «царствие сие обращено в одну из провинциев Российских».

В Имеретию были выдвинуты специальные отряды, задачей которых было «наклонение обывателей к присяге на верность Российской империи».

В тот же день имеретинский царь Соломон в присутствии Цицианова принёс присягу на верность российскому императору. Сторонами был подписан договор, содержащий важные для Соломона пункты о возврате в его царство мятежной провинции Лечгум (Лечхуми) (89). и о гарантиях на сохранение Соломона на имеретинском троне (90). И, хотя российские войска получали законное право «для спокойствия» войти на территорию Имеретии: «в статьях ясно изъяснено, что права и преимущества его величества остаются в прежней своей силе и что войско вводится для защиты от внешних врагов и для восстановления тишины и спокойствия» (91), Соломон добился, чтобы размер этого контингента был символическим: один майор со 120 солдатами. Располагаться российское военное подразделение должно было там, где пожелает царь Соломон (92),

Обязательство Соломона направить к российскому двору делегацию «для принесения верноподданнической благодарности» также вошло в договор (93).

Делегацию эту Соломон направлять не спешил, настаивая, что её посылка будет иметь смысл только после выполнения российской стороной своих обязательств. Ведь именно на этих условиях он согласился войти в российское подданство.

Невыполнение Соломоном пункта о верноподданнической благодарности стало для российской стороны формальным поводом к несоблюдению договора.

Первым делом российская сторона нарушила пункт о Лечгуме, который не только не был возвращён Имеретии, но даже более того – единственная принадлежавшая Соломону лечхумская крепость была отобрана у него с помощью российских войск. Затем нарушение российской стороной своих обязательств стало регулярным.

На самом деле для Империи договор был лишь инструментом относительно законного проникновения в Имеретию (94). Соблюдать свои обязательства российские представители не собирались (95).

Можно понять Соломона, который, хорошо зная о судьбе Картли-Кахетинского царства, не очень доверял российским подписям под договором. Но он несколько наивно надеялся заставить российского главнокомандующего дать клятву на кресте и тем самым вынудить Россию выполнять взятые обязательства.

С этим связана история, которая позднее придала произошедшему некоторый мистический оттенок.

Российский «главнокомандующий Грузией» Цицианов вынужден был поклясться «страшной клятвой», что «всё написанное будет исполнено» и что Соломон «до конца дней своих останется царём». Цицианову пришлось принести эту клятву на «деревянном животворящем (96) кресте со святыми мощами (97)». В своём письме российскому императору Цицианов сообщает, что исполнить этот «азиятский обычай» заставила его безвыходность ситуации. (98).

В последующее время Цицианов не раз демонстрировал, что не собирается соблюдать договорённость и, в конце концов, прямо написал Соломону, что не считает себя обязанным «держать данное слово» (99).

Ради пользы империи Цицианов принёс определенную жертву, ведь, несмотря на показное пренебрежение к «азиятскому обычаю», его, как человека суеверного, не могли не беспокоить мысли о клятвопреступничестве.

Дальнейшие события описаны в трудах В.А.Потто (служил в конце 19-го-начале 20-го века начальником военно-исторического отдела при штабе Кавказского военного округа). Перед достаточно рядовым для биографии Цицианова походом против бакинского хана, генерал в письме своему другу Василию Николаевичу Зиновьеву писал о возможной смерти и завещал ему свою любимую лошадь.

«Генерал Ладынский рассказывает также странный случай, которого был очевидцем. Когда Цицианов собирался в поход под Баку, ему проездом пришлось довольно долго жить в Елизаветполе. Там каждую ночь на крыше его сакли появлялась собака и страшно выла. Ее убили, но на место ее стали являться другие, и зловещие завывания их по ночам не давали покоя больному князю. Встревоженный, Цицианов приказал перебить всех собак в Елизаветполе. Собак перебили, но суеверные ожидания, вызванные этим загадочным фактом, к несчастью, исполнились…»

8 февраля 1806 года во время переговоров о сдаче Баку Цицианов был неожиданно убит. Его труп попал к неприятелю и был захоронен у стен Баку. Но захоронен без рук и без головы – их бакинский хан отправил в Тегеран персидскому шаху в качестве подарка. (100).

После гибели Цицианова на его место из России был прислан Иван Гудович. Политика последовательного ограничения власти Соломона (101) продолжилась.

В письме Гудовичу царь Имеретии выражал надежду на восстановление справедливости. Но вместо этого Гудович отдаёт тайное распоряжение об «отдалении Соломона от управления Имеретией» (102), российские войска под предлогом необходимости «пресечения всех способов дальнейших предполагательств недоброжелательствующих» и в нарушение имевшейся договорённости (103), входят в Кутаиси. Соломон, опасающийся участи потомков Ираклия, вынужден оставить свой дворец и свою столицу (104).

Освободившийся царский дворец русские войска занимают под казармы. (105) (Через полтора года беспрерывных просьб Соломона об освобождении дворца Гудович пишет ему издевательское письмо в стиле анекдота про две новости – хорошую и плохую: новость №1: дворец «совершенно очищен и в нём нет ни одного солдата»; новость №2: «он по ветхости своей развалился». (106))

Новые хозяева быстро осваиваются в Имеретии. Соломон в письме на имя российского императора жалуется, что российские солдаты нападают даже на «князей и благородных людей». Был сильно избит даже царский зять (107).

Отношение к Имеретии, к её царю и к российским обязательствам «Главнокомандующий Грузией» Гудович сформулировал в своём письме к графу Румянцеву: «такое малое царство, не составляющее и княжества, кажется недостойно называться царством и царь царём», и пора уже «царя Соломона вовсе удалить от управления Имеретиею, коль скоро удобный случай
предстанет» (108).

10-го февраля 1808-го года российский император повелевает «бывшего царя Имеретинского Соломона со всем его семейством и с наследником его царевичем Константином препроводить в Россию» в Воронеж, а Имеретинское царство переименовать в Имеретинскую область (109).

В Имеретию направляется генерал-майор Орбелиани, перед которым Гудович ставит задачу: войти в доверие к Соломону, схватить его, выманив в Кутаиси или подкупив окружение, и «удалить навсегда от управления Имеретиею» (110).

Сделать это было не так просто – поселившийся посреди имеретинских лесов и болот царь Соломон стал максимально осторожным (110-1).

Не добившийся успеха Орбелиани (новый «Главнокомандующий Грузией» Тормасов выражает недовольство его нерешительностью (111)) вскоре переведён из Имеретии, а Российское командование склоняется к мысли провести для поимки Соломона открытую войсковую операцию
(112).

С приходом Александра Тормасова – он сменил Ивана Гудовича в начале 1809-го года – ни цели России в Имеретии, ни методы достижения этих целей не переменились. Наоборот, новый главнокомандующий ищет (и находит) дополнительные способы ослабления Имеретинского царства. В ход идёт надёжное средство – поддержка сепаратизма.

Тормасов «именем Его Императорского Величества» объявляет гурийского князя независимым от Имеретии «дабы отвлечь его от соединения с царём и тем ослабить сего последнего» (113).

Насколько безвыходным стало к этому моменту положение Соломона, понятно из его письма, имеющегося в актах КАК. Для освобождения своего царства от «проклятых русских» имеретинский царь готов прибегнуть к последней надежде – помощи Турции. В письме Эриванскому хану Соломон сообщает, что может выставить 30.000 «вооружённых храбрецов, готовых пролить кровь» (114).

Во второй половине 1809-го всё готово для проведения операции по окончательному свержению имеретинского царя. Начало операции задерживается лишь ожиданием «чем кончатся военные приготовления персиян и турков» и из-за чрезвычайной осторожности Соломона.

В Имеретию под видом укрепления крепости Редут-кале введены дополнительные войска. На самом деле эти войска предназначались для подавления возможных народных выступлений «если бы народ имеретинский отважился военною рукою защищать своего царя» (115), ведь «имеретинский народ к царям своим привык и весьма привержен» (116). План операции всё тот же: Соломона, «обнадёжив его в безопасности», заманить в Кутаиси, взять в заложники наследника имеретинского престола царевича Константина и «важнейших по назначению князей», а самого имеретинского царя «схватить и препроводить в Тифлис» (117).

Около 11-го февраля 1810-го года царю Соломону объявляется ультиматум, по которому он в трёхдневный срок должен направить к российскому двору делегацию «для принесения верноподданнической благодарности» (118), отдать в заложники наследника престола и ещё нескольких человек по составленному Тормасовым списку и переехать на жительство в Кутаиси, где «он будет безопасен, и никто к нему не коснётся».

Соломону было обещано, что в случае выполнения ультиматума он «до конца дней своих останется самовластным обладателем Имеретии, при всех своих правах и преимуществах». А в случае невыполнения он будет «навсегда удалён от управления царством Имеретинским».

Царь выполнять ультиматум отказался. (119).

20-го февраля 1810-го года по приказу полковника Симоновича в Имеретии обнародована прокламации генерала Тормасова (120), в которой объявлялось об «удалении царя Соломона вовсе от управления Имеретинским царством, как явного противника священной воле Его Императорского Величества, нарушителя народного спокойствия и трактата им заключённого и как клятвопреступника, изменившего Его Императорскому Величеству в данной им перед Богом на св. Евангелии присяге» (121),

Специально созданные воинские подразделения начали осуществлять массовое приведение народа Имеретии к присяге на верность российскому императору, параллельно российские войска направились к расположениям Соломона и наследника имеретинского престола царевича Константина. В операции участвовали перешедшие на российскую сторону мятежные феодалы (122), прельстившиеся российскими обещаниями независимости (123).

Между тем Тормасов всё ещё продолжает давать Соломону свои ничего не стоящие обещания: «я клянусь живым Богом и моею честию, которая мне всего дороже, в том, что ежели его величество исполнит немедленно священную волю Государя, то ему ни малейшего вреда не будет, и что он оставлен будет в спокойном владении царством до конца жизни его» (124). И, спустя полмесяца, Тормасов продолжает заверять царя Соломона «я соглашаюсь и на то, чтобы заверить Его Величество торжественным моим обещанием в безопасном его пребывании в Кутаисе и в том, что Его Императорское Величество не отъемлет у него царства Имеретинского» (125). В момент, когда «главнокомандующий Грузией» даёт своё очередное торжественное обещание, российские войска уже хозяйничают в резиденции царя в Вардцихе (падение Вардцихе произошло 6-го марта 1810-го года) и преследуют Соломона с его небольшим отрядом (126).

9-го марта 1810-го года, когда Соломон вместе с остатками своего войска оказывается окружён в Ханийском ущелье, его капитуляция принимается уже на совершенно других условиях. Теперь он должен отказаться от управления царством, ехать в Тифлис, где, в надежде, что победители разрешат ему остаться жить в Имеретии, он будет ожидать своей участи. При сдаче Соломону было обещано, что «главнокомандующий Грузией» генерал Тормасов «по великодушию своему, конечно, примет искреннее участие и не оставит ходатайствовать в пользу его перед милосердным Государем Императором»
(127).

На самом деле слова о великодушии Тормасова и милосердии императора – очередная ложь. Уже давно существовало тайное распоряжение российского царя о высылке Соломона с семьёй в Воронеж. А сам Тормасов в те же дни писал графу Румянцеву о необходимости «удалить Соломона в Россию на жительство», для того, чтобы «лишить народ Имеретии всякой надежды видеть возвращение своего царя» (128).

В планах Тормасова было немедленно переправить Соломона в Россию, но из-за произошедшего в это время восстания горских народов высылку пришлось отложить. (129).

Также оказавшийся в распоряжении российских властей наследник имеретинского престола Константин был вскоре отправлен в Тбилиси, а оттуда – в Россию (130).

По приказу Тормасова попечители царевича были заверены, что тот отъезжает в Петербург «доброю волею и по своей охоте на короткое время по требованию его матери» (131).

Соломон вынужден распустить своё войско, оставив только свиту – около 100 «человек, ему нужных». В сопровождении усиленного конвоя арестованный царь приезжает в Тифлис. Особые предосторожности российской администрации по охране Соломона себя оправдали – в дороге были пресечены две попытки царя совершить побег (132), (133).

Армия Имеретии, потеряв своего царя, ещё продолжала сопротивление, но силы были слишком неравными. К апрелю 1810-го года продолжали держаться гарнизоны лишь трёх крепостей. (134).

Новая власть принимала жёсткие меры для скорейшего подавления народного сопротивления (135).

Итак, победители торжествуют, Тормасов готовит победный доклад российскому императору: «Бог помог мне в полной мере совершить священную волю Вашего Величества относительно Имеретинского царства, не только покорением онаго оружием в непосредственное подданство Всероссийской Империи, но и через приобретение самого царя, взятого в плен и привезённого в Тифлис к полному увенчанию быстрых успехов победоноснаго оружия Вашего Императорского Величества». (136), но тут случается неожиданное. Получивший подтверждение о готовящейся высылке его в Россию Соломон вновь предпринимает попытку побега. (137). На этот раз тщательно подготовленный план, потребовавший участия многих преданных царю людей, срабатывает. В ночь с 10-го на 11-е мая (138) Соломон бежит из-под надзора. Немедленные его поиски не приносят успеха (139).

По итогам следствия по делу о побеге Соломона были проведены аресты. Среди заключённых в крепость оказался даже тифлисский полицмейстер князь Баратов (140). Под императорский гнев попал ген.-л. барон Розен (141).

Соломон добирается до неподконтрольного русским Ахалцихе (142), Информация об этом быстро доходит до Имеретии, где немедленно начинается антироссийское восстание (143). А когда царь возвращается в Имеретию, происходит то, чего так опасались в России -восстание становится всеобщим (144). На освободительную борьбу поднимаются все слои населения (145).

Полковник Симонович в рапорте Тормасову рисует достаточно яркую картину происходящего и его причин: «здесь при всяком моём сражении должно открывать огонь против засевшего в лесах и ущельях и следовательно невидимого неприятеля. <…> бунтовщики не только не унимаются, но час от часу более неистовствуют. <…> теперь, когда прежний правитель, без их согласия от них удалённый, опять пришёл и требует их помощи, они священным себе вменяют долгом оказать ему все опыты своего усердия и не перестанут до тех пор бунтовать и проливать кровь, пока не будет Соломон по прежнему восстановлен на царстве, и что другого царя они никак иметь не согласны. Истинно преданных нам нет ни одного из их князей, ни из дворян, так что не через кого даже отправлять бумаги, которые, как объявляют 2 или 3 князя, остающиеся до решения дела при мне, везде перехватываются бунтовщиками, от чего и настоящих сведений о местопребывании царя и его войсках иметь не можно» (146).

После введения в Имеретию дополнительных воинских подразделений (147) Россия добилась желаемого результата – в войне наметился перелом в её пользу.

Но, несмотря на то, что российской регулярной армии противостояли в основном необученные имеретинские крестьяне, российская администрация никак не могла сломить их сопротивление. Жестокие бои продолжались всё лето и сентябрь. (148), (149), (150), (151). Для достижения своей цели российская армия была готова к любым методам. В имеретинских селениях брались заложники. (152).

Репрессиям подвергались родственники повстанцев (153), (154). По личному распоряжению главнокомандующего Грузией Тормасова на имеретинцев натравливались жители других частей Грузии: «поручаю вам поспешить через моуравов, собрав тушинцев, пшавов и хевсур с старшинами их, числом по крайней мере 1000 чел., с тем, чтобы с ними участвовало и духовенство их.<…>партия, собранная из народов сих, должна будет следовать к ген.-м. кн.Орбелиани и по показанию его идти грабить селения те, где мятежники скрываются и где они получают себе добычу.» (155).

Последний бой русской армии Соломон дал 24-го сентября, после чего, теснимый российскими войсками, был вынужден покинуть Родину. Это произошло 25-го сентября 1810-го года (156).

Имеретинский царь Соломон II умер через 5 лет в турецком Трапезунде, где и был похоронен (157).

Соломон II стал последним царствовавшим представителем династии Багратионов. С отрешением его от власти и упразднением Имеретинского царства правление одной из древнейших в мире царских династий Багратионов прекратилась. Вместе с этим исчезли последние надежды на возрождение грузинского государства.

После ликвидации Имеретинского царства на его месте была основана Имеретинская область. (158), (159).

Процесс включения в Российскую империю грузинских земель продолжался далее и был закончен в 1878-м году присоединением Аджарии.

Но даже после присоединения грузинских земель, демонтажа всех признаков государственной самостоятельности, удаления всех царей, владетельных князей и законных претендентов на их места, замены старой власти на новую российскую администрацию Грузия не превратилась в покорённую обычную российскую провинцию.

Угрозу российской власти представляли теперь рядовые жители Грузии, её народ. Выражать недовольство начали широкие слои населения страны, уж очень большой оказалась разница между мечтой о дружбе-покровительстве единоверной России и обнаружившейся
реальностью.

С грузинским освободительным движением Империя боролась до самого конца своего существования, но справиться с ним так и не смогла.

ПРИМЕЧАНИЯ

(81) (Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том I. Стр.572. Тифлис 1866.)

(82) (Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том II. Стр.341-342. Тифлис 1868.)

(83) (Высочайшее повеление князю Цицианову от 26 октября 1803-го года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том II. Стр.359. Тифлис 1868.)

(84) (Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том I. Стр.571. Тифлис 1866.)

(85) (Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том II. Стр.342. Тифлис 1868.)

(86) (Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том II. Стр.378. Тифлис 1868.)

(87) (Донесение кн.Цицианова кн.Чарторыйскому от 10-го марта 1804-го года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том II. Стр.370. Тифлис 1868.)

(88) (Всеподданнейший рапорт кн.Цицианова от 23-го марта 1804 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том II. Стр.371. Тифлис 1868.)

(89) (Рапорт с.с. Литвинова кн. Цицианову от 27-го июля 1804 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том II. Стр.395. Тифлис 1868.)

(90) (Верноподданнейший рапорт кн.Цицианова от 25-го апреля 1804 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том II. Стр.374, 375 Тифлис 1868.)

(91) (Ответы на запросные пункты от царя Соломона предложенные, от 22-го апреля. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том II. Стр.376. Тифлис 1868.)

(92) (Письмо царя Соломона к ген.Тормасову от 5-го января 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.216. Тифлис 1870)

(93) (Прокламация ген. Тормасова к сословию Имеретинского духовенства, князей, дворян и всей Имеретии народам, от 21-го января 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.219. Тифлис 1870.)

(94) (Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том II. Стр.399. Тифлис 1868.)

(95) (Рапорт с.с. Литвинова кн. Цицианову, от 12-го октября 1804 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том II. Стр.400. Тифлис 1868.)

(96) (Письмо царя Соломона князю Цицианову от 15-го июня 1805 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том II. Стр.439. Тифлис.)

(97) (Письмо кн.Цицианова к царю Соломону от 8-го октября 1805 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том II. Стр.445. Тифлис)

(98) (Верноподданнейший рапорт кн.Цицианова от 25-го апреля 1804 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том II. Стр.374, 375 Тифлис 1868.)

(99) (Письмо кн.Цицианова к царю Соломону от 20-го января 1806 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том II. Стр.450 Тифлис 1868.)

(100) (В.А.Потто «Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях», Том 1, Выпуск III, издание 2-е, С.-Петербург 1887, Гл.XXIV «Князь Цицианов». Стр.341, 342)

(101) (Письмо царя Соломона князю Цицианову от 30-го августа 1805 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том II. Стр.442. Тифлис 1868)

(102) (Отношение барона Брудберга к гр.Гудовичу от 14-го марта 1807 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том III. Стр.135. Тифлис 1869)

(103) (Инструкция, имеющая быть предоставленною ген.-аншефу, а с его соизволения Высочайшему Двору, от 15-го сентября 1806 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том III. Стр.124. Тифлис) занимают столицу Имеретии Кутаиси (Письмо царя Соломона к графу Гудовичу от 28-го июня 1806 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том III. Стр.115. Тифлис.)

(104) (Рапорт ген.-м. Рыкгофа ген.-м. Несветаеву от 27-го июля 1806 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том III. Стр.116. Тифлис 1869)

(105) (Рапорт ген.-м. Рыкгофа гр.Гудовичу от 1-го февраля 1807 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том III. Стр.130. Тифлис 1869)

(106) (Письмо гр.Гудовича к царю Соломону от 14-го июля 1808 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том III. Стр.163. Тифлис 1869)

(107) (Всеподданнейшее письмо царя Соломона от 29 июля 1807 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том III. Стр.138. Тифлис 1869)

(108) (Отношение гр.Гудовича к гр.Румянцеву от 1-го декабря 1807 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том III. Стр.144. Тифлис 1869)

(109) (Высочайшее повеление гр.Гудовичу от 10-го февраля 1808 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том III. Стр.154. Тифлис 1869)

(110) (Предложение гр.Гудовича ген.-м. кн.Орбелиани от 10-го февраля 1809 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том III. Стр.171. Тифлис 1869)

(110-1) (Отношение ген.Тормасова к гр. Румянцеву от 2-го мая 1809 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том III. Стр.195. Тифлис 1869)

(111) (Предписание ген.Тормасова ген.-м. кн.Орбелиани от 17-го июня 1809 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.198, 199. Тифлис 1870)

(112) (Отношение ген.Тормасова к гр.Румянцеву от 10-го июля 1809 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.202. Тифлис 1870)

(113) (Отношение ген.Тормасова к гр. Румянцеву от 13-го апреля 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.248. Тифлис 1870)

(114) (Письмо царя Соломона к Хусейн-хану Эриванскому от 1809 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том III. Стр.174. Тифлис 1870)

(115) (Отношение ген.Тормасова к гр.Румянцеву от 10-го июля 1809 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.204. Тифлис 1870)

(116) (Рапорт полк.Симоновича ген.Тормасову от 12-го декабря 1809 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.212. Тифлис 1870)

(117) (Рапорт полк.Симоновича ген.Тормасову от 12-го декабря 1809 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.212. Тифлис 1870)

(118) (Прокламация ген. Тормасова к сословию Имеретинского духовенства, князей, дворян и всей Имеретии народам, от 21-го января 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.219. Тифлис 1870)

(119) (Рапорт н.с. Могилевского ген. Тормасову от 12-го февраля 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.225, 226. Тифлис 1870)

(120) (Рапорт полк. Симоновича ген. Тормасову от 21-го февраля 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.229. Тифлис 1870)

(121) (Прокламация ген. Тормасова к сословию Имеретинского духовенства, князей, дворян и всей Имеретии народам, от 21-го января 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.219. Тифлис 1870)

(122) (Рапорт полк. Симоновича ген. Тормасову от 21-го февраля 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.229. Тифлис 1870)

(123) (Предписание ген. Тормасова полк. Симоновичу от 14-го января 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.218. Тифлис 1870)

(124) (Собственноручное письмо ген. Тормасова к кн. Зурабу Церетели от 25-го февраля 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.234. Тифлис 1870)

(125) (Письмо ген. Тормасова к кн. Зурабу Церетели от 7-го марта 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.235. Тифлис 1870)

(126) (Рапорт полк.Симоновича ген. Тормасову от 11-го апреля 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.241. Тифлис 1870)

(127) (Рапорт н.с.Могилевского ген. Тормасову от 9-го марта 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.235. Тифлис 1870)

(128) (Отношение ген. Тормасова к гр. Румянцеву от 13-го апреля 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.249. Тифлис 1870)

(129) (Верноподданнейший рапорт ген. Тормасова от 25-го мая 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.273. Тифлис 1870)

(130) (Предпиисание ген. Тормасова кап. Титова от 31-го июля 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.311. Тифлис 1870)

(131) (Предложение ген. Тормасова ген.-м. Симоновичу от 9-го августа 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.313. Тифлис 1870)

(132) (Письмо ген. Тормасова к царице Марии Кациевне от 1-го апреля 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.239. Тифлис 1870)

(133) (Отношение ген. Тормасова к гр. Румянцеву от 13-го апреля 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.249. Тифлис 1870)

(134) (Предписание ген. Тормасова полк. Симоновичу от 11-го апреля 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.244. Тифлис 1870)

(135) (Рапорт ген.-м. Орбелиани ген. Тормасову 2-го июня 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.276. Тифлис 1870.)

(136) (Верноподданнейший рапорт ген. Тормасова от 25-го мая 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.272. Тифлис 1870.)

(137) (Письмо царя Соломона к Генатели-митрополиту от 17-го мая 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.267. Тифлис 1870.)

(138) (Отношение ген. Тормасова к гр. Румянцеву от 25-го мая 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.273. Тифлис 1870.)

(139) (Рапорт Кен.-м. Ахвердова ген. Тормасову от 11-го маяя 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.264. Тифлис 1870.)

(140) (Предписание ген. Тормасова правящему должность тифлисского коменданта подполк. Просвиркину от 26-го июля 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.308. Тифлис 1870.)

(141) (Отношение ген. Тормасова к
военному министру от 27-го июля 1810 года. Акты, собранные Кавказской
археографической комиссией. Том IV. Стр.308. Тифлис 1870.)

(142) (Письмо царя Соломона к сахлт-хуцесу Зурабу Церетели от 23-го мая 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.270. Тифлис 1870.)

(143) (Рапорт полк Симоновича ген. Тормасову от 23-го июня 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.291. Тифлис 1870.)

(144) (Рапорт ген.-м. Орбелиани ген. Тормасову от 5-го июля 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.299. Тифлис 1870.)

(145) (Письмо царя Соломона к сахлт-хуцесу Зурабу Церетели от 23-го мая 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.270. Тифлис 1870.)

(146) (Рапорт полк Симоновича ген. Тормасову от 7-го июня 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.278. Тифлис 1870.)

(147) (Предписание ген. Тормасова ген.-м. кн. Орбелиани от 28-го июня 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.294. Тифлис 1870.), (Отношение ген. Тормасова к военному министру от 6-го июля 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.300, 301. Тифлис 1870.)

(148) (Письмо эшик-агабаша Малхаза Андроникова и Ростома Церетели к царю Соломону от 13-го июля 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.303. Тифлис 1870.)

(149) (Предписание ген. Тормасова ген.-м. кн. Орбелиани от 15-го июля 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.304, 305. Тифлис 1870.)

(150) (Рапорт ген.-л. барона Розена ген. Тормасову от 6-го августа 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.312. Тифлис 1870.)

(151) (Рапорт ген.-л. барона Розена ген. Тормасову от 22-го августа 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.314. Тифлис 1870.)

(152) (Рапорт ген.-л. барона Розена ген. Тормасову от 8-го августа 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.312. Тифлис 1870.)

(153) (Предписание ген. Тормасова полк. Симоновичу от 17-го мая 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.266. Тифлис 1870.)

(154) (Отношение ген. Тормасова к гр. Румянцеву от 25-го мая 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.274. Тифлис 1870.)

(155) (Предписание ген. Тормасова ген.-м. Ахвердову от 10-го июля 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.301. Тифлис 1870)

(156) (Рапорт ген.-м. Симоновича ген. Тормасову от 30-го сентября 1810 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.322. Тифлис 1870)

(157) (Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том V. Стр.III. Тифлис 1873)

(158) (Отношение ген.Тормасова к гр.Румянцеву от 10-го июля 1809 года. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.204. Тифлис.)

(159) (Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том IV. Стр.256, 259. Тифлис 1870)

Георгиевский Трактат